свое.
Из-за кулис вышли и заполнили сцену, негромко напевая и свободно танцуя, остальные актеры.
Оказавшись на вершине платформы, Уильям и Айрис встали на колени перед Алиссой, как перед статуей на алтаре. Алисса вышла из-за скамьи и встала между ними. Она положила руку на голову Айрис:
– Согласна ли ты, Лисинь, в страхе перед Господом и перед этим собранием стать взрослым членом нашего общества свободных людей и приложить все человеческие усилия, чтобы сохранить его устои?
– Да, – сказала Айрис.
– Обещаешь ли ты, с Божьей помощью, быть любящим и верным слугой капитализму, работать производительно и на полной ставке, пока Господу не будет угодно разлучить вас через смерть?
– Да.
– Принимаешь ли ты капитализм как естественное положение вещей: иметь и не иметь, лучше и хуже, богаче и беднее, в болезни и здравии, любить и беречь, согласно святому Божьему постановлению?
– …
Алисса крепче сжала голову Айрис, намекая, что она должна ответить. Уильям, не поворачивая склоненной головы, смотрел на Айрис исподлобья. Третье «да» означало, что Айрис должна была снять маску и отдать ее Уильяму: символическая передача ответственности за жизнь Лисинь. Но Айрис застряла. Оглохла. Не реагировала. Не двигалась.
Айрис говорила, что, когда приближается приступ, она чувствует неприятный запах, напоминающий гнилое мясо. Сейчас ноздри Алиссы наполнил аромат дыма, газа и плавленой резины, как будто где-то в невидимом месте, в пустоте, куда ушло сознание Айрис, зажглись костры революции.
Внезапно на левой руке Айрис почти незаметно начал дрожать мизинец. Затем ее голова резко повернулась вправо, и обе руки взмыли вверх. Затем она перевернулась на спину, ее тело начало извиваться, а конечности – наносить удары и пинки невидимому врагу. На костюме в промежности образовалось мокрое пятно. Было слышно, как ее кости стучат и бьются о доски. Ее шея поворачивалась из стороны в сторону, а голова бешено металась влево и вправо, как будто по ней не переставая били. Из-под маски донесся гортанный звук, очень древний и глубокий, похожий на первобытный гимн.
В последующие годы, когда Айрис пересмотрит кинопленку с этой сценой, она придет к выводу, что у Алиссы в тот момент был выбор. Алисса могла остановить выступление. Она могла положить голову Айрис на подушку. Или придержать ее ноги, чтобы она не упала с края помоста. Или же вставить что-нибудь между зубами, чтобы она не прикусила язык. Или крикнуть: «В зале есть врач?» Помочь было в силах Алиссы. Что могло быть важнее?
Но Алиссе казалось, что выбора у нее нет. Вернее, выбор, который, как ей казалось, у нее был, на самом деле был сделан уже давно. Маятник долга снова качнулся, и Алисса смирилась с тем, что ее дочь была отдельным от нее, самостоятельным существом. Айрис сама приняла решение оказаться здесь, на этой сцене. Независимо от правильности этого решения, Алисса не собиралась пытаться уберечь ее от него. Вместо этого она собиралась сделать так, чтобы это решение было принято не напрасно.
Не колеблясь, она встала над Айрис, переступила через ее извивающееся тело так, чтобы поставить ноги по обе стороны. Ее халат покрывал бедра и ноги Айрис; когда Айрис дергала ногами, красная ткань взметалась, развевалась и хлопала.
Теперь Алисса наклонилась и схватилась за качающийся череп Айрис. Взявшись за переднюю часть маски, она притянула голову Айрис к себе так, что смогла дотянуться до завязок сзади. Поддерживая одной рукой голову, другой она развязала маску. Когда маска развязалась, голова Айрис с грохотом упала на доски. Ее лицо выглядело так, будто она отчаянно с чем-то боролась. Глаза закатились, так что видны были только белки. Челюсти были сжаты. Она скрипела зубами. Из уголков рта бежала пена. Судя по всему, она пыталась говорить. На ее искаженных губах появлялись слова, которые она никогда не произносила, но однажды произнесет.
Алисса отошла от Айрис и подняла маску в воздух.
Зрители – думала Алисса – были ошеломлены. Ничего подобного в лондонских театрах еще не видели. С этого момента все, что случится в пьесе, они будут считать частью великого произведения, шедевра. Будет триста представлений. Как может быть иначе?
Алисса обвела маской в воздухе три круга, как бы очищая ею пространство. Затем, повернувшись к Уильяму, она сказала:
– Поскольку вы дали обеты перед Богом и этими свидетелями; поскольку вы поклялись в своей верности пути капитализма и заявили об этом, приняв эту маску, я объявляю вас добытчицей денег и шлюхой. То, что соединил Господь, люди разделять не должны.
Она прикрепила маску к его лицу и, пока Айрис все еще билась в конвульсиях на полу, разыграла оставшуюся часть сцены.
* * *
– Ну вот видите!
На сцене «Лондон Карлтона» Айрис разговаривала с матерью словами из «Фрёкен Юлии». Словами Яна.
– Считаете ли вы возможным оставаться здесь?
– Нет…
Их мать играла фрёкен Юлию.
– И я нет. Но что же мы должны делать?
Айрис спустилась со сцены, достала из-под стола стул, развернула его и села лицом к матери. Наклонившись вперед, она положила локоть на бедро и обхватила левой рукой правую так, чтобы пистолет держать обеими; таким образом, на оружие было ориентировано все ее тело; казалось, она для него создана, отвечает его потребностям.
– Бежать, уехать подальше отсюда!
– Уехать?
Мать встала на ноги. Сбросила правую туфлю, оставшись босиком. Вытерла мокрые глаза. Втянула сопли. Чтобы скрыть дыру на блузке, ей пришлось неловко скрестить руки на теле.
– Но куда?
– В Швейцарию, на итальянские озера; вы еще там никогда не были?
– Нет!
Смотреть Еве было трудно. Когда она сосредотачивалась на какой-то точке, например на лице Айрис или на пистолете, вокруг все начинало кружиться. Когда она переводила взгляд на другую точку, на разорванную блузку матери или на ее чулки в складках, все начинало кружиться уже вокруг нее.
– Хорошо там? – спросила мать, осмелившись сделать шаг к Айрис.
– О, вечное лето, – отвечала Айрис. – Апельсины, лавры.
Мать сделала еще один шаг:
– Но что же мы там будем делать дальше?
– Там я устрою отель первого разряда с посетителями первого разряда.
– Отель?
– Вот это будет жизнь, вы можете мне поверить; постоянно новые виды, новые языки; ни одной минуты, посвященной сожалениям или нервам… Вот это жизнь!
– Да, это жизнь! Ну а я?
Алисса сделала еще шаг, так что теперь оказалась на расстоянии прикосновения от Айрис. Айрис вскочила на ноги так энергично, что стул упал назад, и взмахнула пистолетом, приказав матери отойти. Та отпрянула и бросилась к кулисам. Айрис, продолжая целиться в мать, поставила стул на ножки. Затем
