Петербург. Не желая принимать на себя обязательства жить постоянно в Петербурге, Петр Ильич отказался от предложенного ему жалованья и места, но в то же время ему пришло в голову, что, живя в Москве или близко под Москвой, он мог бы – конечно, он предполагал без жалования – взять на себя такие обязанности в Московской консерватории; но, к сожалению, это предположение не состоялось, потому что по новому уставу должность директора Музыкального общества не совместима с исполнением профессорских обязанностей в консерватории, хотя я и приводил пример такого совмещения, бывший гораздо ранее в Петербурге.
Квартиру Чайковский нанял в переулке в конце Остоженки и устроился там весьма недурно. Сам он был первое время очень доволен, но когда начались посещения посторонних лиц, становившиеся все более и более частыми, а звонки по утрам мешали заниматься, Петр Ильич придумал выставить на подъезде медную доску с аншлагом: «Дома нет. Просят не звонить». Всякий мимоидущий школьник, прочитав этот аншлаг, считал, конечно, непременной обязанностью позвонить посильнее и скрыться, и звонки не менее прежнего досаждали бедному композитору. Наконец, задумав приняться за сочинение «Пиковой дамы», композитор решил, что в Москве этим заниматься нельзя, и потому немедленно уехал за границу, в Италию, как я уже говорил ранее. Тем кончилось московское житье Петра Ильича, и больше он уже не покушался обзаводиться квартирой в городе.
Продолжая по-прежнему часто ездить за границу, Чайковский в последние годы жизни не мог уже оставаться там долго, его очень скоро начинало тянуть на родину, в Россию, и он немедленно возвращался. Помнится, он было решил на продолжительное время поселиться в Париже и хотел нанять квартиру вместе с жившим там А. И. Зилота. Пробыв однако в Париже дня три, Петр Ильич затосковал, изменил принятое решение и немедленно возвратился в Россию.
Село Фроловское под Клином было очень мило его обитателю своей тишиной, уединенностью и, наконец, тем, что он успел свыкнуться и с домом, и с окрестностями. Мужики в селе очень ухаживали за своим барином, щедро дававшим им на угощение к большим праздникам и на свои именины 29 июня, да, вероятно, и помогавшим им в случаях нужды. Зная, что во Фроловском нет купанья, за исключением очень непривлекательного пруда близ дома, крестьяне воспользовались небольшим родником в лесу, сделали запруду, и явился небольшой водоем с прозрачной как хрусталь водой; но она была так холодна, что купаться в ней было невозможно. Петр Ильич все-таки был очень тронут заботами о нем крестьян.
В 1891 году пришлось, однако, расстаться с Фроловским. Дом ветшал и становился неудобным, а кроме того, выживали несносные осенние мухи, день и ночь жужжавшие у потолка и которых ничем нельзя было истребить. Чайковский призывал даже на совет архитектора, и тот ему сказал, что от мух избавиться можно, только оштукатурив вновь весь дом. Петр Ильич не хотел брать на себя расход такого ремонта и предпочел переехать опять в Майданово, где, впрочем, он прожил не особенно долго, вероятно, с год. В Майданове я только один раз посетил Чайковского; знаю, что это было довольно поздней осенью, но погода стояла великолепная, солнечная, и последние остатки зелени еще украшали парк и поля. Это посещение относилось, вероятно, к осени 1891 года, и с тех пор при жизни Чайковского я уже не бывал в Клину и его окрестностях. Теперь я не могу припомнить причины, мешавшей бывать, но, вероятно, зимой 1891/92 Чайковский часто бывал в Москве, в начале лета я уехал за границу, а когда возвратился, то Чайковский сам уехал в конце лета. Из Майданова Чайковский переехал в Клин и нанял дом в самом конце города, на московском шоссе. Своим новым помещением он очень был доволен и несколько раз говорил мне, что для прогулок это место удобнее и Фроловского и Майданова, звал меня осмотреть вместе близлежащий городской лес, но мне не пришлось ни разу поехать в Клин в 1892/93 году зимой. Весной 1893 года Петр Ильич уехал в Англию, где он должен был подвергнуться церемонии возведения в доктора Кембриджского университета. Припоминается, что перед отъездом Петр Ильич говорил, что очень грустно провел день своего рождения 25 апреля. В день рождения он иногда приглашал приехать кое-кого к нему в гости или же сам приезжал в Москву и созывал нас к себе в Московскую гостиницу, где обыкновенно останавливался. В последний свой день рождения он приехал к вечеру в Москву, никого о том не предупредивши, и все же почему-то ждал, что кто-нибудь наведет о нем справки в гостинице, но ожидания были напрасны, и он провел вечер один.
Летом 1893 года мы разъехались с Петром Ильичем, как и в 1892 году, только на этот раз уехал раньше он, а перед возвращением его из Англии я отправился в свою очередь за границу. Только что я вернулся из-за границы, как Чайковский опять уехал в Гамбург по случаю постановки на тамошней сцене его «Иоланты», но эту последнюю поездку за границу он сделал необыкновенно быстро, употребив всего шесть дней на это.
Во время пребывания в Англии Петра Ильича умер один из наших общих друзей, К. К. Альбрехт; впрочем, это не было неожиданностью, потому что неизбежность его близкой кончины была известна уже за несколько месяцев раньше. К осени готовилась нам новая потеря: в последних числах сентября скончался H. С. Зверев после долгой и мучительной болезни. Случилось так, что Петр Ильин не получил вовремя известия о смерти H. С. Зверева и не попал на его похороны, чем был очень огорчен и винил в этом не без основания московских приятелей. К панихиде в девятый день Чайковский приехал из Клина, и тут мы с ним увиделись два-три раза и провели вместе последние часы его пребывания в Москве.
Чайковский провел, если не ошибаюсь, в Москве три дня с 7 октября по 9. Один раз мы встретились на панихиде в церкви Николы в Гнездниках, а оттуда Петр Ильич поехал в Данилов монастырь на могилу Зверева. 9 октября утром он обещал быть в консерватории, где ему должны были спеть сделанный им из одного места фортепианной фантазии Моцарта вокальный квартет. Музыка Моцарта осталась почти без изменений, а слова написал сам Чайковский. Квартет был сделан еще в марте 1893 года, и Петр Ильич тогда еще выражал желание послушать его. Е. А. Лавровская обещала ему дать выучить квартет учащимся в ее консерваторском классе, а в этот приезд сообщила, что квартет готов, и утром
