морды высунулась, как всегда лохматая, голова Мюллера.
– Я позабочусь о лошади, досточестивый рыцарь, – сказал он торжественно, раскачиваясь на своих длинных худых ногах. – Позвольте только узнать ваше имя.
– Не знаю… не помню, – странно ответил всадник, наморщив лоб. – Под Антиохией мне здорово засадили топором по голове. Половину памяти отшибло. Смешно, да? Брат, ты же должен знать, как меня зовут. Родители наверняка говорили тебе о том…
Титус словно рыбной костью поперхнулся. Как он мог забыть?
Но двойник, к счастью, не настаивал. Изящно, как цирковой акробат, он соскочил на землю. Плащ распахнулся, открыв короткую блестящую кольчугу и меч на кожаной перевязи. Встав на ноги, гость с хрустом расправил затекшие плечи. Покосившись на пестрый наряд Титуса, облаченного в подбитую мехом короткую тунику и смешные туфли с подвязанными носами, с деланым сожалением обронил:
– Да, кажется, на Святой земле я безнадежно отстал от моды!
Титусу шутка понравилась. Не исключено, что при случае он пошутил бы точно так же… Внутри потеплело.
– Отстал от моды? – переспросил он, улыбаясь. – Ничего, мы ее здесь быстро догоним. Тебе даже твоя лошадь не понадобится.
Не сговариваясь, они шумно расхохотались и обнялись. Титус, едва не свернув нос, ткнулся в плечо своего двойника. Выцветший зеленый плащ насквозь пропах степными травами, солнцем, по́том, ветром и дальними путешествиями. В волосах запутались семена каких-то растений. Светлая щетина больно царапнула щеку Титуса.
«Все, все самое настоящее», – содрогнулся наследник, вновь подумав мельком о чудовищной, невероятной силе, что волею случая оказалась в его распоряжении. Расспрашивая – весьма рассеянно – об осаде Антиохии, морском путешествии и пытаясь заодно выцепить из головы какую-то навязчивую, но пока недоступную мысль, Титус повел двойника в главный зал. Они уселись друг против друга за длинный дубовый стол, накрытый по торжественному случаю белоснежной, спускающейся до земли скатертью, помолчали, пока на круглых оловянных тарелках им не принесли незамысловатые, но отлично приготовленные и потому безумно вкусные яства: жареную дикую утку огромных размеров, только что испеченный хлеб – с огненной, обжигающей руки мякотью, фрукты и ягоды, которые еще двадцать минут назад висели на дереве, а еще несколько прохладных винных бутылок самых разнообразных форм. Судя по тому, с какой скоростью ел гость, рыцари в осадном лагере у Антиохии питались неважно. Тем не менее, сняв плащ, недоедавший на войне двойник показался наследнику еще более могучим и внушительным. Титусу, что подсознательно начинал чувствовать себя рядом с ним все более второстепенной фигурой, захотелось хоть чем-то удивить брата-рыцаря.
– Вот, – почему-то глупо соврал он, кромсая ножом свою половину утки, – сегодня на охоте из арбалета подстрелил. Сразу две штуки одной стрелой… Или три – точно не помню…
Они опять понимающе переглянулись и громко рассмеялись. Так, что в высоких сводчатых окнах, кажется, задребезжали цветные витражи.
– Помню эту сказку, – прохрипел двойник, запросто вытирая жирные руки о свои штаны. – Там еще у оленя на голове выросло вишневое дерево. После того, как в него стрельнул из пищали охотник.
Сообщив это, он метко выплюнул вишневую косточку в одного из проходящих рядом слуг. Тут, если честно, Титус насторожился. Во-первых, ни о каких сказках в рукописи он не писал. А во-вторых, так обращаться со слугами, даже сделанными из волшебного пластилина, было настоящим хамством. Но вслух ничего говорить не стал. Вместо того они обсудили наконец судьбу родителей, которыми двойник очень интересовался. Титус сдуру даже ляпнул, что родители, мол, живы-здоровы, разводят пчел и гусей. Вслед за чем пришлось придумывать длинную и не очень правдоподобную историю, как к нему дошли подобные новости и почему до родителей никак невозможно в данный момент добраться.
«Не писать же, в самом деле, в рукописи об отце», – содрогнулся он, представив, что произойдет следом.
Именно в этот момент, с тоской вспомнив о смерти отца, Титус поймал себя на мысли, что давно уже стемнело, поленья в очаге почти догорели, а все слуги, которых вокруг увивался добрый десяток, куда-то исчезли. Замок, как затонувший корабль, погрузился в мертвую, подводную тишину. И он один на один со взявшимся из ниоткуда двойником… Отчего-то стало жутко, как во время затянувшейся паузы в фильме ужасов, что, как ты знаешь, непременно закончится чьим-нибудь пожиранием. Хоть бы ворона, что ли, каркнула…
Скрипнула дверь. Титус вздрогнул и уронил локтем бокал с пятисотлетним вином. В зал, величественно шаркая по каменным плитам ногами в домашних тапочках, вошел Архивариус. Взглянул на вновь прибывшего, слегка поклонился и, хмыкнув в свои бесподобные усы, бесследно исчез.
– Кто это? – спросил, прищурившись, двойник.
– А… Местный библиотекарь, – выдохнул Титус, которому сразу стало легче. – Он за книгами следит. А заодно и за мной.
Двойник посмотрел внимательно вслед растворившемуся в полумраке Архивариусу, но ничего не сказал. Может быть, просто не успел. В этот момент на том месте, где только что стоял Архивариус, возник взлохмаченный Мюллер с бронзовым семисвечником в руке. Всем своим видом он давал понять, что сеньору – а заодно и его гостю – пора отходить ко сну. Уже выходя вслед за старым слугой из залы, Титус вдруг с удивлением заметил, что из-под разорванного рукава халата Мюллера проглядывают кольца железной кольчуги.
7. Картина
Ночные страхи рассеялись и оставили наследника вместе с самой ночью. На следующее утро к проснувшемуся в превосходном настроении Титусу вернулось ощущение, что он принял совершенно гениальное решение, создав себе двойника. Есть, по крайней мере, о ком подумать. Едва на пороге появился Мюллер, наследник осведомился у него, как почивали брат его светлости.
– Да неплохо они почивали, – переминаясь с ноги на ногу, промямлил Мюллер. – Только вот разговаривали во сне…
– Это как? – не понял Титус. – На весь замок, что ли?
– Да нет, – опять замялся Мюллер. – Тихо. Сами с собой. Я слышал. Проходил мимо их комнаты.
Титус, затягивавший сложносплетенные шнурки на ботинках, замер на мгновение, а потом задрал голову и внимательно посмотрел на Мюллера. Неисправимый маньяк-мистификатор… Странно, что наследник Сан-Маринский до сих пор не натыкался в коридорах на какое-нибудь местное привидение. Или на надписи кровью на полу. Например: «Титус, помни о кх-х!»
– Почему вы так смотрите, сир? – обиделся Мюллер, прочитав, кажется, мысли Титуса.
Наследник хмыкнул.
– Мюллер, ну признайся, что, проводив нас спать, ты вернулся и допил литра два вина, оставшегося после ужина. А? Не так ли обстояли дела?
Мюллер, фыркнув, поставил на стол поднос с горячим кофейником и круассанами. Но перед тем, как выйти, все-таки посчитал нужным ехидно заметить:
– Я, сударь, вино и прочие крепкие напитки с юности не употребляю. Здоровье, знаете
