вот уже толпа, охваченная вспышкой дикой ярости, готова с голыми руками ринуться на обнаженные мечи. Но столь же внезапно ею может овладеть и слепой страх, и тогда она начнет разбегаться, ища убежищ и становясь легкой добычей преследователей. Толпа покоряется традиции, падает ниц перед императорскими изображениями, раболепно восхваляет правителей – но что-то меняется в ее настроении, и она уже безжалостно громит недавних кумиров…
Нет, не любил Андроник свой город.
Ох-хо-хо…
И так-то страшно жить в столице, какой она царственной ни будь.
А жить здесь, когда кто-то против него злоумышляет?..
Опять злоумышляет… против него всегда кто-нибудь злоумышляет.
Андроник горестно вздыхал, ежился и снова вздыхал, думая, что, вероятно, Господь оставил его. Почему Он пренебрегает своим верным рабом? Вместо того чтобы избавить от врагов, Бог решил наказать самого Андроника. За что? Может быть, за те бесчисленные и разнообразные по форме казни, которым он все три года своего правления неустанно подвергал знатных жителей царственного города?.. Преимущественно знатных, но не щадил и простых.
Но ведь у него есть оправдания! Во-первых, он законный постоялец двора Христова – и кто же еще имеет неоспоримое право творить суд и расправу? А во-вторых, те, кого он истреблял, были одной породы с ним, а потому, если бы кто-нибудь из них занял царское место, а он, Андроник, низвергнулся, с ним поступили бы так же, как он поступал с ними. Если не хуже…
Он сидел, печально глядя в окно, и размышлял о том, что, возможно, не нужно было на прошлой неделе изводить Макроду и Дуку. Наверное, поспешил, ведь оба были его верными слугами. Макрода старался со всем усердием, норовил покорить чистосердечием. Дука, конечно, другое дело: человек развратный, скупой, с бесстыдным выражением лица. Но тоже ведь о делах Андроника пекся больше, чем сам Андроник!.. Если Андроник приказывал выколоть кому-нибудь глаза, Дука твердил, что этого мало, просил разрешения вдобавок лишить несчастного рук… или просто присудить к виселице. Сурово порицал царя: дескать, тот налагает слишком мягкие наказания, далеко не соразмерные чудовищным преступлениям злоумышленников. Подчас Андронику представлялось, что Дука научаем самим нечистым, которого, как известно, радуют лишь человеческие несчастья. В такие моменты он чувствовал что-то вроде испуга… Потом проходило.
Однако некоторое время назад эти его якобы верные слуги дружным хором запели в уши, что ему следует простить Исаака Комнина. Безрассудно уверяли, что если тот получит прощение и вернется в отечество, то станет Андронику полезным помощником.
Поначалу ему показалось, что оба сошли с ума. Помрачение!.. припадок!.. Неужели забыли, кто такой Исаак Комнин? Исаак Комнин страшный преступник! Узурпатор!.. Не слушаясь царских приказов, он на казенные деньги обзавелся собственным войском и удрал на Кипр. Там сначала выдавал себя за законного, присланного царем начальника: совал кипрянам фальшивые, им самим сочиненные царские грамоты, оглашал вымышленные царские указы насчет того, что ему поручено делать… вообще вел дело так, как по необходимости ведут его люди, поставленные начальствовать от других. Но спустя несколько месяцев провозгласил себя тираном – и скоро свирепостью нрава настолько превзошел Андроника, насколько сам Андроник превосходил всех, кто когда-либо прославился бессердечием.
Андроник скрежетал зубами, неистовствовал и ненавидел, но единственное, о чем при этом мечтал, – это чтобы Исаак Комнин всегда оставался на Кипре. Пусть творит там все, что придет ему в голову, – только бы не возвращался в Константинополь!
Андроник и смолоду опасался начальной йоты как буквы, гибельной для его власти. А уж теперь окончательно уверился, что она не сулит ему добра. Имя Исаака начинается с йоты; приплывши с Кипра, он наверняка вознамерится лишить его трона. С этим зверем ой как нелегко будет справиться – если вообще окажется возможно…
И вот на тебе: оба его ближайших помощника толкуют, что Исаака Комнина нужно простить. И призвать в столицу. Чтобы он тут, значит, порезвился как следует…
Подумать только, какая измена!
Спустя несколько дней их осудили за оскорбление царского величества.
В пресветлый день Вознесения Господня во дворце всегда большое собрание, и простые люди всякого занятия и возраста сбегаются хоть краем глаза посмотреть, как шествуют вельможи.
Когда собралась уймища народа, когда явились и все, кому следовало быть, и все, кого особо не приглашали, и все, кого ни за что не пустили бы во дворец, к изумлению толпы, из подвальных темниц вывели Дуку и Макроду.
Осужденные решили, должно быть, что по причине великого праздника их ведут к царю получить прощение. Они радостно задирали голову, пытаясь высмотреть Андроника в окнах второго этажа, хлопотливо оправляли на себе платье, почтительно слагали руки.
Но тут Стефан Айохристофорит, которого кое-кто из его недоброжелателей называл Антихристофоритом, схватил камень, какой только смог поднять одной рукой, и мощно метнул его в Макроду.
Тот повалился как подкошенный, а Айохристофорит зычно призвал собравшихся поступать по явленному образцу. Сам же, поднявшись на возвышение, грозно осматривал, все ли хорошо бросают камни, и если замечал, что кто-то уклоняется от дела, бранно ревел, уверяя, что если так, то скоро тот и сам подвергнется тому же наказанию.
Оба преступника еще дышали, когда их подняли, закрыв покрывалами, какими кроются вьюки на мулах. А переправив на ту сторону пролива, на высокий берег, противоположный от монастыря Петра, повесили на тамошних дубах…
Андроник махнул служке, чтобы наполнил опустевший бокал. Отпил, почмокал, погладил свою лысую, гладкую, как речной камень, голову. Что-то долго не возвращается Стефан… Нелепый прорицатель. Смешно. Что может видеть слепец?
Он не успел додумать: дверь стукнула, вошел Стефан Айохристофорит.
– Так что, царь, того, – сказал он, тяжело дыша. – Готово дело. Йота и сигма. Так что так вот. Так что это Исаак, тут долго думать нечего.
– Исаак-то Исаак, но какой именно Исаак? – брюзгливо спросил Андроник, отставляя пустой стакан. И сказал утвердительно: – Комнин. Который на Крите. А когда?
– В дни Воздвиженья Креста, – ответил Стефан Айохристофорит.
Андроник поднял брови:
– В дни Воздвиженья Креста? Вот тебе раз. Интересно. И как это возможно?
– Что возможно, царь? – настороженно переспросил Стефан Айохристофорит.
– Как такое возможно, чтобы за оставшийся срок Исаак Комнин не только успел приплыть с Кипра, а еще и низложил меня с престола? – спросил Андроник, засмеявшись неприятным, деланым смехом. – Глупости! Все ясно. Пустой этот твой оракул. Слепцы прорицателями не бывают…
– Ну а если нет, тогда, значит, Исаак Ангел, – растерянно прохрипел Стефан Айохристофорит. – Больше, значит, того… некому.
– Ага, Ангел, – снова сардонически рассмеялся царь. – Ангел!.. А то я его не знаю. Он мыши не обидит, этот твой Ангел. Да знаешь ли ты, что он сидел в Никее,
