наряду с именами прославленных живописцев и скульпторов, родилось понятие редкости, и особо знаменитые геммы стали стоить целые состояния. Резали в основном всё те же греки, но для римских граждан, так что все камеи Римской империи называют римскими.
Христианство, отрицая язычество, дававшее сюжеты мастерам камнерезного искусства, тем не менее геммы во всю использовало, украшая ими церковную утварь, так что в крест, символизирующий страдания Господа нашего Иисуса, могли быть вделаны камеи с похищением Ганимеда или другими какими любовными приключениями Юпитера. Когда Западная империя пала и ее осколками стали править вожди варваров, камнерезное искусство на ее территории, в отличие от Византии, заглохло. Тем не менее камеи и инталии продолжали использоваться как в качестве печатей, так и как вставки в предметы священного обихода. В собраниях средневекового искусства полно монстранцев и остенсориев, предназначенных для хранения мощей, а также дискосов, дароносиц и дарохранительниц, украшенных античными камеями. При Карле Великом, попытавшемся возродить империю, Европа вышла из Темных веков. Искусство времен Карла и его наследников, Каролингов, называется романским: Рим продолжал быть главным ориентиром. В романике, дабы снабдить геммами как светских владык, так и церковь, оживилось и камнерезное искусство. Тем не менее средневековые мастера были малочисленны, а работы их грубее, но в силу того, что средневековые геммы встречаются гораздо реже античных, они сегодня ценятся чуть ли не выше, несмотря на более низкое качество.
Пятнадцатый век и stile all’antica обозначили новый этап в истории европейской глиптики. Резные камни вошли в повседневную моду. Камеями украшали все подряд, в том числе оружие и шляпы. Прекрасный пример – женский портрет Пармиджанино из Национальной галереи в Парме, получивший название Schiava turca, «Турецкая рабыня», хотя изображена и не турчанка, и не рабыня, а очень модная женщина. На ее голове – трендовая прическа тридцатых Чинквеченто (у Изабеллы д’Эсте на портрете Тициана из Музея истории искусств в Вене такая же), очень сложная, наверченная из чужих волос и золотых нитей, часто принимаемая за тюрбан, откуда и название «Турецкая рабыня». Шляпа-прическа (замысловатое сооружение из волос, тканей и драгоценностей не укладывалось каждый раз, а просто снималось-надевалось) украшена великолепной камеей с Пегасом, возможно намекающей на то, что дама каким-то боком причастна к поэзии. Ренессанс, возрождая, как ему и положено, то да это, возродил также и коллекционирование гемм.
Мода на геммы стала важнейшей частью стиля жизни. Современные резные камни итальянские аристократы использовали для украшений, а античные держали в своих студиоло, то есть кабинетах, гордясь и хвастаясь их редкостью, с любовью перебирая и пристально рассматривая. Тогда же родилось и изучение глиптики, превратившееся в особую науку. Интеллектуальные щеголи, подобные описанным Бальдассаре Кастильоне в его Il Cortegiano, «Придворном», проводили упоительные часы в обсуждении иконографии той или иной геммы, то портрета императора, то сложной мифологической сцены. Тогда же появились и первые книги, посвященные глиптике. Под stile all’antica подразумевался в первую очередь stile romano, римский стиль, так что камеи и инталии связывались именно с Римом, который и стал центром их производства. Геммы – один из видов камней Рима, а на камнях Рима мир держится, ибо сказал Иисус Христос апостолу Петру, посылая его в Рим: «Я говорю тебе: ты – Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее; и дам тебе ключи Царства Небесного: и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах, и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах» (Мф. 16: 18–19). Из Рима увлечение геммами распространилось по всей Европе.
Спрос на камеи и инталии рождал предложение. Античные геммы добывали благодаря находкам и раскопкам, но также их выковыривали из старой церковной утвари. Потребность в геммах была столь велика, что мастеров, специализирующихся именно на резных камнях, появилось множество: в первую очередь в Риме, затем во всей Италии, а вслед за ней и во всей Европе. Современные камнерезы удовлетворяли потребность в камеях для бытовых нужд, но также создавали копии древних. Впоследствии копии выдавались за подлинники, а иногда геммы и сознательно подделывались. Впрочем, несмотря на то, что Ренессанс нарезал камей и инталий гораздо больше, чем Средневековье, ренессансные геммы все же более редки, чем древнеримские. Ренессанс ведь коротенький.
* * *
Барокко унаследовало ренессансный интерес к камешкам. Коллекционирование гемм чем-то родственно коллекционированию монет и медалей: резные камни представляют столь же разнообразный и познавательный материал по изучению времени, когда они были созданы. Глиптика и нумизматика – родственницы, но глиптика гораздо более роскошна: особо редкие полудрагоценные камни, не говоря уж об изумрудах и аметистах, дороже серебра и даже золота, и если монеты и медали – первое в мире тиражное искусство, то гемма всегда единственна и неповторима. Само собою, коллекционирование глиптики было привилегией богатых и аристократов, но изучали ее все образованные люди (впрочем, богатство, аристократизм и образованность были тогда почти синонимами). Страстным любителем гемм был Рубенс, собравший прекрасную коллекцию и слывший главным экспертом по «агатам и сердоликам», как он свои камни называл. Интальи продолжали использовать как печати, но декоративные камеи оказались гораздо более популярны. Барокко сильно демократизировало искусство глиптики, нарезало массу камей, но требовались все новые и новые, так что в XVII веке производство резных камней резко увеличилось. Лепили их куда угодно. На торжественном приеме в честь приезда Петра I в Копенгаген в июле 1716 года датский король Кристиан VI преподнес русскому царю золотой кубок, являвшийся наглядным примером увлечения геммами северян, подражающих вкусу итальянцев. Тулово кубка, покрытого синей эмалью и поставленное на ножки в виде дельфинов, было снизу доверху усеяно вмонтированными в него большими и маленькими геммами, как античными, так и современными. Никакого смысла в подборе не было, инталии и камеи были соединены лишь по размерам: маленькие укладывались в ряды, обрамляя большие, без всякого учета ценности, редкости, происхождения и различия в сюжетах. Пить из такого кубка было неудобно, и вид у него был причудливый, если не сказать дурацкий, но эффектный: лишенный всякой функциональности предмет вызывал ассоциацию с кондитерским изделием, походя на кекс, усеянный изюмом и цукатами. Кубок, прозванный «Камейным», хранился в личных покоях Петра. После его смерти Екатерина I передала его в Кунсткамеру, где эта дорогущая и несуразная вещь стала достопримечательностью, так что в 1730-е годы, при императрице Анне Иоанновне, голландский рисовальщик Оттомар Эллигер Третий запечатлел Камейный кубок на очень красивой акварели, с которой впоследствии была сделана гравюра.
Если бы Камейный кубок сейчас сохранился, он бы был гвоздем выставок, посвященных временам Петра I, но он известен
