истокам. Я говорю о массовых коммуникациях, об интернете, прежде всего. Всемирная паутина так объединила людей, как было в начале пути человечества.
Тема необъятная, но в последнее время прибавившая еще один, очень любопытный аспект. Я имею в виду совместное творчество писателя и читателей его интернет-блога. «Совместное» — в самом прямом смысле: автор выкладывает в блог куски недописанной книги и предлагает читателям делать замечания и предложения. И многие из них принимает.
И эти занятия не напоминают ли вам самую зарю литературы — когда народные сказители, всякие аэды, барды, гусляры, жонглеры, коллективно создавали шедевры, многие из которых пережили свою эпоху и дошли до нас, восхищая совершенством? И, кстати, правильно восхищают: галька, столетиями обкатываемая водой и другими камнями, тоже приобретает род совершенства. А этот вид коллективного творчества и есть такое обкатывание. Он делает пока первые шаги, дальше, конечно, будет развиваться, и прибегать к нему будут не только фантасты и авторы популярной литературы, но и мастера «серьезного» жанра. Скоро он войдет в обычный писательский арсенал. И, как знать, может быть когда-нибудь таким образом будут созданы новые «Беовульфы», «Эдды» и «Гэсэры»… Ведь происходит именно то, о чем мечтали корифеи прошлого века, Джойсы и Толкиены — сотворение нового эпоса.
Но не потеряется ли за этим безличным совершенством сам автор, как почти не видим за «Илиадой» Гомер?..
Литература позитивного кошмара
В чём причина популярности произведений о жизни человечества после конца света?
…Произошла глобальная катастрофа. Большая часть людей погибла, выжившим предстоит постоянная жестокая борьба. И они сражаются, охотятся, ищут сохранившиеся от рухнувшей цивилизации вещи, пытаются строить новое общество. Панорама мёртвых мегаполисов, примитивных человеческих групп, изуродованной природы… Таков обычный сюжет постапокалипсиса, жанра, вернее, поджанра фантастики.
Популярность художественных произведений обусловлена во многом социально-биологическими потребностями людей. Например, детективы и боевики интересуют в основном мужчин, как потенциальных защитников — инстинкты велят им получать полезную информацию, способствующую этой функции. Сентиментально-романтическую литературу предпочитают женщины — хранительницы очага, продолжательницы рода и воспитательницы потомства. А вот постапокалипсис интересует многих вне зависимости от пола. Очевидно, мужчин привлекает героическая борьба, а женщин — воссоздание нормальной жизни из руин.
То же самое трогало публику и в непосредственном литературном предшественнике постапокалипсиса — робинзонаде, где героические одиночки тоже пытаются строить жизнь на голом месте. Главное различие в том, что «робинзоны» выброшены за пределы цивилизации, а в постапокалипсисе сама цивилизация погибла. Впрочем, в современной литературе встречается смесь робинзонады и постапокалипсиса, как в романе великого фантаста Роберта Хайнлайна «Пасынки вселенной», где действие развивается на столетия летящим в космосе огромном корабле, население которого считает себя всем человечеством.
Ситуацию, при которой рушится вся цивилизация, писатели долго не могли себе представить. Конечно, уже в древней культуре возникла эсхатология (учение о конечных судьбах мира и человека), наивысшее выражение которой — христианская апокалиптика. Но то, что будет после конца света, долгое время по умолчанию считалось неописуемым. Ну, разве что бытовала сомнительная доктрина хилиазма — тысячелетнего царства Божия на земле. Однако в Новое время по мере всё ускоряющегося развития науки и техники нарастала тревожность. Хоть уже не возникали, как в Средневековье, истерические пандемии по поводу светопреставления к определённой дате, появилась мысль, что оно может случиться не по библейскому сценарию.
«Эсхатология… — одна из ведущих тем религиозной мысли XX века, претерпевающая… повседневную вульгаризацию… во вполне секулярных средствах массовой информации и наиболее тривиальных видах искусства…», — писал литературовед и философ Сергей Аверинцев.
С другой стороны, рационалистическое мышление принялось искать варианты восстановления после конца, ранее даже не рассматривавшиеся. Так родилась литература постапокалипсиса.
По всей видимости, самым ранним из таких произведений стал роман Мэри Шелли 1826 года «Последний человек». Там уже имелись мотивы, которые периодически будут повторяться в постапокалиптических текстах. Например, сектанты, лжепророки, странствие выживших героев и так далее. Формирование поджанра происходит в конце XIX — начале XX века. В 1885 году появился роман Ричарда Джеффериса «После Лондона», позже были «Война миров» и «Война в воздухе» Герберта Уэллса и другие. Лавина произведений на эту тему нарастала между мировыми войнами, но классический литературный постапокалипсис возник после появления ядерной угрозы. Кошмары воплотились в жизнь — человечество получило способность уничтожить само себя.
Описание постъядерного общества стало одним из основных направлений поджанра. Но не менее популярен вариант, при котором большая часть человечества гибнет от некой страшной болезни. Ещё в 1912 году Джек Лондон написал на этот сюжет роман «Алая чума», а одна из самых известных таких вещей — «Противостояние» живого классика Стивена Кинга (с мотивами христианской апокалиптики). Катастрофа может быть вызвана и другими причинами, например, нашествием «живых мертвецов», зомби, что породило ещё одно мощное ответвление — зомби-апокалипсис. В современной российской фантастике наиболее заметным представителем направления был уже, к сожалению, покойный писатель Андрей Круз с его «Эпохой мёртвых».
Отечественный постапокалипсис прошёл сложный путь. В советской фантастике поджанр был не в чести — слишком мрачен на вкус литературных чиновников. Однако официальная борьба за мир в период «холодной войны» обогатила советскую литературу несколькими интересными произведениями. Например, ещё в 1965 году вышла повесть Ариадны Громовой «В круге света», описывающая постъядерный мир и взаимоотношения в маленькой группе выживших. Но, как ни парадоксально, главный толчок российской постапокалиптике дал роман, формально к поджанру не относящийся — «Пикник на обочине» Аркадия и Бориса Стругацких. В Зоне — области высадки неких инопланетян — происходят фантастические вещи и находятся удивительные артефакты, за которыми охотятся сталкеры. Несмотря на то, что катастрофа в романе задела лишь маленькую часть планеты, его антураж типично постапокалиптический. Роман вызвал к жизни не только высокоинтеллектуальный фильм Андрея Тарковского «Сталкер», но и сеттинг (комплекс произведений по вторичному миру) о похождениях сталкеров. К роману Стругацких он имел отношение опосредствованное, даже Зона там порождена не пришельцами, а взрывом Чернобыльской АЭС. Сеттинг начался с серии компьютерных игр, позже по ним была написана межавторская серия романов.
— Не берусь судить о серии в целом. Боюсь, здесь, как всегда, действует пресловутый «закон Старджона» («90 процентов чего угодно — ерунда»). Но, помнится, и вполне приличные романы из этой серии мне доводилось листать. Вероятно (в полном соответствии с «законом»), их как раз около десяти процентов, — говорил незадолго до своей смерти Борис Стругацкий.
С выходом же в 2005 году романа Дмитрия Глуховского «Метро 2033» и последующих романов цикла постапокалипсис окончательно стал в России явлением поп-культуры. Впрочем, у нас поджанр прирастает не только массовыми сериями, но и серьёзными литературными явлениями. Так в
