заглянете под подушку и засунете руку под матрас. А если котенок, будете собирать одеяло кульком то там, то здесь, чтобы он не ускользнул из рук и не убежал. Слон – резко сорвете одеяло и отскочите как можно дальше, чтобы он, обезумев, не набросился на вас. Хлопушка – что-то похожее: зажжете спички и прыгнете, чтобы не взорвалась над вами.
Граница, где кончается воображение, еще не найдена. Стоит перепрыгнуть одну, как на горизонте появляется другая. Воображение допускает существование любых форм и видов, и Старший в надежде обнаружить Маму обыскивал все новые и новые места. Он открутил крышку термоса и заглянул внутрь, проверил, нет ли ее за фотографией Отца и даже в коробочке с кардамоном. Под кроватью, на подоконнике, в шкафу, открыл выдвижные ящики, заглянул в унитаз, и каждый раз Сушила начинала рыдать с новой силой:
– Где Мата джи? Ее здесь нет.
Но когда Сушила подняла матрас, чтобы посмотреть под ним, то он обрушился на нее:
– Совсем сдурела?
– Нет, я подумала, – всхлипнула она.
– Что подумала?
– Что Мата джи по ошибке могла укрыться матрасом… как бы не…
Можно сказать, ничто из этого не было формой Матери, Мамы, Мата джи, старушки, бабушки, но было формой сознания, ставшей горлицей, тогда можно сказать и то, что та горлица наделена самым сильным воображением и способностью творить чудеса, которая, пустив рябь по воздуху, может сделать деревяшку змеей, большое маленьким, мертвого живым, упавшее взлетевшим и видимое невидимым.
В общем, голова присутствующих существенно пострадала, и они лежали поверженные, а когда все же встали, то голова продолжала кружиться, а они, все еще не уверенные в том, где проходит граница возможного и невозможного, продолжали обследовать все подряд. Кто-то даже постучал по стене, вероятно, заметив трещину, которая появилась как будто от удара, съежилась за время морозов, а теперь лопнула и расползлась раной. Она превратилась в отверстие, в которое, как в игольное ушко, может пролезть нить дыхания и появиться с другой стороны стены.
Ладно, это все пустая болтовня. История, она ведь для того и есть, чтобы ты мог придумать что угодно, иначе как можно взять настоящую женщину и протиснуть ее в стенную щель, как ведро, а потом подхватить с той стороны и расплескать вокруг?
Дочь искала глазами деревяшку. То есть трость Отца. Потом она принялась искать вторую, новоприбывшую. Наверняка она не осмелилась представить, что эта трость превратилась в ядовитую змею и уползла, утащив с собой Маму.
Да и кто подумал о Будде, с детства находившемся в укрытии, величественном, древнем, драгоценном, с трещиной, – ну и что – все равно купит любой музей за миллионы, если продашь, поэтому храни его внутри, чтобы никто не видел, не знал, не думал, – так оно лучше.
На этот вопрос, как, впрочем, и на все остальные, ответа не будет, но почему-то Старший на полпути прервал поиски утраченного среди бесконечного множества форм и размеров и, снова подняв поднос для пуджи и лампадку, так резко поменял направление, что пламя было погасло, но все же не погасло, а подскочило, как и он сам, когда с грохотом открыл дверь в жилище Будды, и кто знает, поднял ли он глаза, чтобы посмотреть на него, или же поднял лампадку, чтобы совершить арати, но лицо его озарило осознание того, что статуя исчезла.
Хотя, по правде говоря, он ничего не понял.
35
Семья сродни Дели. Кишит кишмя, несется сломя голову, в беспорядке разбросан повсюду, коршуном выхватывает из рук и обдает фейерверком гвоздей, старый Сикандар Лоди[52], но старше всех Индрапрастха[53], сверкающие торговые центры, вереницы трущоб, заметаемые черной пылью, а внизу и наверху лоскутки земли и неба, свисающие с телефонных и электрических проводов, как замызганная мишура: раскачиваясь, они временами дотрагиваются до какого-нибудь недотепы, подошедшего слишком близко, ударяют молнией и стирают с лица земли. Но город не становится от этого чище, да и население не сокращается. Дели, как и семья, вечно молодой, бессмертный, стоит на взрывчатке, разлетается, клокочет, снует туда-сюда.
Как никто не знает, что происходит в Дели, так же никто не знает, что происходит в семье. Например, никому не известно, куда и почему ушла Мать из этого дома. Сколько людей, столько и мнений, а сколько было людей в те скорбные дни! Все побежали соблюсти старый обычай: по возрасту резвые или медлительные, несдержанные или тактичные, но все как один обеспокоенные: «Ох, как же такое могло случиться? Вот бедняжка…» Тут же появились работники негосударственной организации и стали угрожающе расспрашивать, не стала ли пожилая женщина жертвой насилия?
Тот день стал уроком по классовому устройству социума, на котором можно было узнать, какие сообщества обладают гибкостью и позволяют слоняться туда-сюда, а какие устроены, как крепость, из которой ни ногой, и все многообразие их форм собрано в одном месте. В какой-то момент появился студент, сын одного сочувствующего чиновника, который собирал материал для своего исследования, посвященного социальным классам. Он всегда носил с собой ноутбук и, стремительно достав его, стал делать заметки, у кого какая походка-манеры и что можно понять об их социальной принадлежности. «Одна заходит, высоко подняв голову, другой, извинившись по-английски, пересекает коридор; кто-то с шумом проходит, никого не замечая; перед кем-то расступается толпа; какая-то женщина зашла во внутреннюю часть дома и что-то спрашивает; кто-то пошел в помещение для слуг, и оттуда доносится шепот; кто-то просто дремлет у окна; кто-то уселся на пустую кровать; какая-то женщина стоит в изножье кровати, склонив голову к отсутствующим стопам» – вот его записи. Не время вдаваться в подробности, но исследователь успел сделать тонны тщательно составленных заметок, из которых было понятно, какой класс отличает неподдельная учтивость – знак высокого происхождения; где сквозит неуместное высокомерие нуворишей, в каких низких классах безразлично относятся к кастам, а где свирепствует тщеславие. Пока будет достаточно сказать, что всевозможные социальные группы, разбросанные по всему Дели, были представлены здесь в одном месте, и это стало невероятной удачей для того самого студента.
Проезжавшие мимо авторикши останавливались с включенным двигателем, чтобы узнать, что случилось: кто-то ехал дальше, а кто-то парковался и присоединялся к толпе. Как если бы дело касалось его лично.
Какая-то девчушка увидела с внешней стороны трещину-рану на стене в комнате Матери. Она частенько приходила сюда и выцарапывала палочкой рожицы. Она боялась, что мама ее застукает и скажет: «Это все твои проделки!» А ей что ответить? «Ну… э-э-э… мам, стена съеживалась-съеживалась от холода, а потом – хрясь, откуда
