Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 113
о Roma, Romulus и Remus, а также Romolo и Remo, позже вошедшая в мой мозг, все объяснила, но не избавила от ощущения некоего несоответствия действительности моего чувства и действительности моего знания. Знание многое определяет, но ничего не решает: в моем сознании оба близнеца, рожденные Реей Сильвией, остаются Ромулом и Ремом, и с Римом связывается именно Рем. Окончательно превратить двух близнецов ни в Romulus и Remus, ни в Romolo и Remo я не в состоянии. Уже то, что русский язык имеет свою традицию произношения двух этих имен, основополагающих в образе Рима, говорит об особости русского восприятия Италии. В немецком, французском и английском братьев именуют Romulus и Remus, а Рим называют Rom и Rome, так что в этих языках никаких проблем в соотнесении имени основателя и названия города не существует. Счастливцы.
Живописная сцена, явленная мне при первом въезде в Вечный город, прояснила мое русское недоумие: горбоносая в коричневой шали, явившаяся на обочине, заставила физически ощутить, что такое Roma. Момент совпадения чувственного переживания, рожденного воображением, с определенной разумом мыслью и есть истина. В искусстве, во всяком случае. Посланное стечением обстоятельств впечатление выхватило предмет, закопанный в памяти, и осветило его ярким светом. Пережитое воображением, оно с помощью знания сделало внятным изображение Рима в виде голой женщины в немыслимой позе, столь плохо уложившееся в моем русском мозгу. Я снова вернулся к запомнившейся с детства тарелке, и, разглядывая композицию, находил в ней разные новые смыслы. Каталог Кубе не упоминает, что композиция Ксанто в общем и целом индивидуальная и авторская, составлена из цитатных заимствований. Фигуры пятерых женщин взяты с гравюры «Соревнование девяти муз и девяти дочерей Пиера» Джованни Якопо Каральо по рисунку Джованни Баттисты Россо Фиорентино, а фигура рыжего с мечом – с другой гравюры тех же авторов, «Геркулес усмиряет Цербера у врат ада» из серии «Подвиги Геркулеса». Только вместо шкуры Франческо Ксанто Авелли одел его в доспехи, а вместо дубины вложил в руки меч. С карающей дланью Карла V все понятно, отсылка к Геркулесовым деяниям – с этим героем императора частенько сравнивали – уместна, а вот с музами несколько сложнее. История о том, как девять дочерей македонского царя, обольщенные похвалами смертных их музыкальным успехам, вызвали на состязание самих муз, рассказана у Овидия. Имена много о себе возомнивших музыкантш неизвестны, их называют пиеридами по имени их отца Пиера. Судьями были нимфы, и они, конечно, присудили приз музам. Те, победив и рассвирепев, смертных примерно наказали, превратив пиерид в сорок. Ксанто шушукающуюся толпу за спиной Ромы – буду Рим на тарелке называть именно так – составил из муз, то есть победительниц, сократив их количество до пяти. Как и у Ксанто, музы на гравюре Каральо представлены совершенно обнаженными, как и подобает богиням, в отличие от одетых пиерид. Ксанто сохранил даже атрибуты муз, музыкальные инструменты, поэтому своеобразный квинтет воспринимается двояко: пять дев на втором плане могут быть восприняты как воплощение римского распутства, но могут олицетворять муз и процветающее в Риме искусство, обреченное погибнуть под мечом Карла V вместе с Ромой.
Городской пейзаж приблизителен, но узнаваем. Бывал ли Ксанто в Вечном городе или нет, неизвестно, но это Рим, хотя его изображение близко к условности средневековых миниатюр. Учитывая это, можно определить, где именно все происходит. Рыжий император стоит на берегу Тибра около Кастелло Сант-Анджело, а мост, под которым плещется платформа с Ромой и музы, – Понте Сант-Анджело. За мостом видны два странных конусообразных сооружения. Судя по всему, имеются в виду Мета ди Ремо и Мета ди Ромуло, «Знак Рема» и «Знак Ромула», как назывались две пирамидальные гробницы, первая из которых – дошедшая до нас и хорошо известная пирамида Цестия, а вторая, находившаяся недалеко от Кастелло Сант-Анджело, была разрушена уже в 1499 году папой Александром IV при перестройке района Борго. Предание, породнив обе гробницы, находившиеся на достаточно далеком расстоянии друг от друга и между собой никак не связанные, утверждало, что в них погребены первые строители Рима, без всякого на то основания, так что пирамиды стали символом города и присутствуют на всех средневековых его изображениях. Понятно, что Ксанто, поместив их, рассчитывал на образованного зрителя, способного узнать намек на самую важную римскую легенду. Одним словом, сплошные скрытые цитаты и аллюзии, прямо не тарелка, а постмодернистский текст в стиле Умберто Эко. Самой же убойной цитатой является сама блондинка Рома, качающаяся на деревянном матрасе в волнах Тибра.
* * *
Поза главной женской фигуры в композиции Ксанто, кажущаяся столь неестественной, заимствована из серии резцовых гравюр Маркантонио Раймонди, сделанных по рисункам Джулио Романо для иллюстрации сборника сонетов Пьетро Аретино, по-латыни озаглавленного De omnibus Veneris Schematibus, «Обо всех Венериных позициях». Он также носит название Le sedici posizioni, «Шестнадцать позиций», так как сонеты написаны на итальянском языке, но самое распространенное – короткое, I Modi, «Способы», что на русский чаще всего переводится как «Позы». Сонеты очень ловкие и изощренные, это поэзия рангом выше опусов Ксанто. Всего Пьетро Аретино описал, Джулио Романо нарисовал, а Маркантонио Раймонди награвировал шестнадцать различных способов возможных положений мужчины и женщины во время коитуса, представленного во всей своей красе. В Камасутре позиций гораздо больше, но о Камасутре европейская культура тогда не ведала, знала лишь «Науку любви» Овидия и эротические сцены, выполненные мастерами Древнего мира, в Европе именуемого античным. В изображении эротики древние греки и римляне, как и в любом другом изображении, были более продвинуты, чем пришедшие на смену им варвары. Причем отставали не только мастера Средневековья, но даже и Ренессанса. Вплоть до Джулио Романо, чьи I Modi помогли Европе наверстать упущенное.
Христианство – порождение античного мира. Эта религия родилась в Римской империи и в конце концов империей завладела. Победа христианства была достигнута в результате острейшей конкурентной борьбы с другими верованиями, в том числе и с атеизмом. Христиане, получившие власть, были по-ветхозаветному нетерпимы к своим соперникам, а так как многобожие было крепко-накрепко переплетено с эротикой, то новая религия на нее и ополчилась. Официально утвердился культ девства и аскезы, язычеству также не чуждый, но идолопоклонниками рассматриваемый скорее как аномалия. Примеры языческого девства – Афина-Минерва и Веста со своими весталками, языческой аскезы – самооскопление жрецов Кибелы в честь Аттиса и таинственная воздержанность служителей Изиды. Языческие девство и аскеза были насквозь эротичны: Афина все ж таки явилась на конкурс красоты с другими богинями и разделась перед Парисом, об эротичности поэмы Катулла «Аттис», посвященной самооскоплению, уж
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 113
