на поясе. Конь скачет уверенно, вздымая по бокам конус рыхлого снега. Воин на скаку сорвал рог и прижал к губам. Пронзительный медный рёв разорвал морозный воздух.
На стенах началось движение, над краем замелькали фигуры в доспехах. А меня разрывают противоречивые желания. Мне нужна бойня, кровавое месиво, от которого в обморок упадут оставшиеся враги. Но я не хочу тратить все силы и время на ЭТОТ бой.
Слишком сильный враг, так не вовремя... но и мне нужна эта крепость. Я прикусил губу до солоноватого привкуса на кончике языка.
Переговорщик остановил коня у моста через замёрзший ров. Прокричал, поднимая флаг. Ветер унёс слова, запутался в чёрной ткани. Предлагает сдаться в обмен на жизнь и привилегии в новой империи. Над зубцами появилась фигура, вскинула огромный, размером с человека, лук. Я не увидел, но ощутил, как стрела сорвалась с тетивы и пробила шею посланника. Того вышибло из седла, и тело, выронив флаг, зарылось в снег.
Я выдохнул.
Будет бойня. От этого уже никуда не уйти и ничего не изменить. Я утоплю в крови крепость, а выживших погоню через снег не давай времени на сон или отдых.
***
Зимой темнеет быстро, но в заснеженном поле тьма уступает под напором лунного и отражённого света. Я откинулся в кресле и отодвинул планы крепости. От жаровни веет сухим жаром, хочется лечь рядом и забыться до весны. Увы, нет никакой надежды на отдых в ближайшие годы. А сейчас нужно взяться за то, чего делать совсем не хочу.
— Выходи. — Скомандовал я.
Тень в углу шатра обрела форму, сверкнули огромные жёлтые глаза. Рот и нос скрыты тканью, походка плавная и бесшумная. Потомок гоблинов и дворфов поклонился, хоть и, стоя едва ли, достаёт мне до бедра. Как я понимаю, из-за смешения рас потомство сильно разнится. Где-то больше берёт дворфийская кровь, а где-то гоблинская.
— Господин, чего-то желает?
— Да. Мне нужна помощь вашего народа, не бесплатная, конечно же.
— Вы хотите взять эту крепость?
— Да. Как можно быстрее и кровавее.
— Я передам старейшинам.
Существо втянулось в тень на полу, исчезло. Я зябко передёрнул плечами, каждый раз становится не по себе. Они ведь постоянно рядом, следят, ждут. Надо разобраться, как они это делают, или разобраться с ними. Ведь недалёк момент, когда старейшины решат, что я для них полезнее мёртвый. А я совсем не хочу проснуться от кинжала в глотке.
Снаружи — мучительная тишина зимней ночи, когда снег поглощает любой звук. Я не выдержал её и распахнул полог, впустив внутрь поток ледяного воздуха. Падает снег, огромные хлопья величаво опускаются на лагерь и далёкую крепость, что горит огнями факелов и ламп. Надкушенная луна нависает над башнями, как огромный глаз, что смотрит прямо на меня.
За спиной тихо кашлянули, и уже знакомой голосок проскрипел:
— Господин, старейшины согласны помочь.
— Цена?
Слова вырвались облачками пара и осыпались под ноги. Существо не приближается, будто опасаясь холода.
— Всего ничего. Этот город.
Я резко развернулся на пятках, вперил колючий взгляд. Оно стоит прямо, без привычного почтения, на грани рабского восхищения. Смотрит в глаза и улыбается, показывая крохотные маленькие зубы.
— Мне казалось, ваш народ прекрасно чувствует себя под землёй.
— Да, но жить среди могил и темноты не самый лучший выход. Мы хотим развиваться и быть полезными вам, не только как убийцы. Мы хотим трудом заслужить право быть среди других. Наш договор, заключенный в крипте, не обговаривал какой именно город мы получим, а мы хотим ЭТОТ!
Да. Если они обзаведутся городом, тем более крепостью, истребить эту мерзость станет куда сложнее. С другой стороны, если затяну осаду, то можно забыть об империи. Вот ведь сволочи хитрые...
— Хорошо. Пусть на поверхность поднимется Башенный Щит и несколько старейшин... помоложе. Нужно будет официально передать крепость в ваши владения, как награду за смелость и захват.
— Хорошо. Тогда мы начнём завтра, вместе с вами.
Оно сдержанно поклонилось и провалилось в тень. Я несколько секунд смотрел на опустевшее место, гадая: какую жуткую магию они вплели в свою плоть и кровь, ради такой силы? Может, дело в магической диффузии Крипты? Ведь столько проклятий и заклинаний, проникающие одно в другое, неизбежно породят нечто новое.
***
Геор сидит на троне в пустом зале. Совет закончился полчаса назад, и силы покинули короля-героя. Весть о потере внука всё ещё бьёт по нервам и сердцу, как огненный кнут. Холодный зимний свет струится через огромные окна, и в лучах пляшут редкие пылинки, вечный спутник человека.
Подумать только, проклятый Элдриан даже не взял власть, а уже лишил его столь многого. Невольно задумаешься, а стоило ли оно того? Сквандьяр и Малинда остались бездетными, и это горе им не познать никогда. Геор прикрыл глаза, пытаясь не то нырнуть в тяжёлые мысли с головой, не то разогнать их.
Дверь в зал отворилась, и чужие шаги, нарочито громко загремели по мраморному полу. Король открыл глаза и тяжело воззрился на советника. Эльф по обыкновению одет в свободные одежды, обёрнутые вокруг тела и свисающие красивыми складками. Острые уши торчат над плечами, левое покрыто множеством колец, через которые протянута цепочка белого металла.
Советник слегка поклонился, прижимая ладонь к груди.
— Ваше Величество, вы давно не вызывали меня, и мне стало тревожно.
— Мне не очень советоваться с тобой сейчас.
Геор махнул рукой и отвернулся, но эльф даже не сбавил шаг. Только глаза сверкнули холодной яростью, что мгновенно затерялась в показном благодушии. Король вновь посмотрел на незваного гостя. Сколько ему лет? Тысяча или две? На войне он видел эльфов перешагнувших пять тысяч лет, но они ничем не отличались от столетнего молодняка. Удивительное и пугающее долголетие.
Может статься, они увидят и конец этого мира, когда солнце потухнет, а звёзды поглотит Бездна.
— И всё же, — сказал советник, останавливаясь в десяти шагах от трона, — до меня дошли слухи, которые следует обсудить.
— Какие же.
Тон Геора холодный и отметающий любой разговор ничуть не заботит эльфа. Кажется, его вообще ничего не пугает и не волнует. Что это, смелость или безразличие прожитых столетий?
— Говорят, у малыша Элдриана есть девчонка, помеченная Бездной.
— Да, я уже отправил Святого убить её...
— Оу... и как?
Лицо эльфа осталось бесстрастным, но в глазах мелькнуло нечто. Страх или злость? Сложно разобрать, у эльфов иная мимика, жесты и язык тела.
— Он
