чтобы он забрал девочек, а сама направилась домой. Закрыв за собой дверь квартиры, набрала номер Николая Майера. Он долго не брал трубку, и она успела приземлиться на диван в гостиной. Рука с телефоном дрожала. Николай поднял трубку на двенадцатом гудке.
– Да?
– Здравствуйте, Николай. Это Лена, дочка Любы Афанасьевой.
Он помолчал.
– Здравствуй, Леночка.
Голос у него был старческий, усталый, больной. В трубке был слышен шум улицы, ветер, голоса и проезжающие машины. Хорошо, скорее всего, вездесущей жены нет рядом.
– Николай, скажите, мама с вами, в Германии? – спросила Лена.
В такси ей впервые пришла в голову дикая мысль, что мать с ним, что он уговорил ее тогда уехать с собой, как-то помог деньгами и визой. Может, мать жила в Германии в качестве любовницы. Может, она до сих пор там, осталась нелегально и сейчас ведет жизнь бедной пенсионерки.
– Ну что ты, Леночка, – ответил он, – что ты.
– Я знаю, что вы приезжали в двухтысячном. И что встречались с ней.
– А что случилось? Где мама? – спросил он.
Лена смешалась от его вопроса, в ее понимании все знали, что случилось.
– Она пропала без вести в конце августа того года, – сказала она. – Вы не знали?
Он молчал и дышал в трубку несколько секунд. Лене очень хотелось увидеть его лицо.
– Надо же, как все вышло. Я был в Казахстане в пятнадцатом. Заходил к твоей тете…
– Она к тому времени уехала, – закончила фразу Лена.
– Из деревни тоже все разъехались, – продолжал Николай. – Даже спросить было не у кого.
– Если вам было интересно, почему не приехали в Петербург? – спросила Лена.
– Потому что твоя мать сказала больше не приезжать, – откровенно ответил Николай.
Лена внутренне вспыхнула, потому что именно так, такими словами, мама и разговаривала. Точно, без подтекста, без двойного смысла. В голове прозвучал голос матери:
– Больше не приезжай.
«Больше» – низко, тон постепенно повышается к концу фразы. Слова не дают надежды, что можно возразить или оспорить их. Можно только выполнить сказанное.
– Зачем вы вообще приезжали? – спросила Лена.
– Ну как… Увидеться. Я тогда думал вернуться. В Казахстан возвращаться было некуда. Узнал от твоей тети, что Люба в Петербурге, приехал сюда, встретился с ней, искал работу.
– Костя сказал, не нашли?
– Не нашел. Потом закончились деньги. Я хотел вернуться в Германию, поднакопить и приехать снова.
Лена поняла, что чувствовала мать. С ее характером, ее прямотой и откровенностью она могла ожидать, что ее давний возлюбленный останется с ней здесь и сейчас, не вернется и не станет жить с женой, чтобы поднакопить деньжат и вернуться в статусе вечного любовника.
– Смелости вам не хватило, да? – спросила Лена собеседника.
– Ты по голосу – вылитая мама, – улыбнулся в трубку Николай Алексеевич. Лена снова внутренне вспыхнула, на этот раз от протеста. «Быть похожей на мать – никогда и ни за что!» – Есть такое, – признался он. – Надо было еще в Казахстане разводиться с женой. Прожил жизнь не с той женщиной.
Его слова показались Лене нарочитыми и поэтому – фальшивыми.
– Что ж в двухтысячном не остались? – спросила Лена.
– Размазня, – снова поразительно точно признался Николай. – Надо было оставаться, оставлять Костю, устраиваться, куда брали.
Лена напряженно думала. Николай, казалось, не врет, но за много лет он мог сам себе проговорить эту историю тысячу раз и сам же в нее поверить.
– Что она вам сказала? Где вы виделись в последний раз? – спросила она.
– Я пришел к ней на работу, – ответил Николай.
– Странно. Мне никто не говорил, что кто-то приходил к ней на работу, хотя мы много раз говорили с ее коллегами.
– Нас никто не видел. Она завела меня в какую-то каморку. Я сказал, что поеду в Германию и вернусь через полгода-год.
– А она?
– Люба ответила, чтобы не приезжал. Вот и все.
– И вы ушли?
– Что мне оставалось? Я, правда, тогда думал, что она размякнет, если я вернусь, согласится…
– Что вы ей предлагали-то? – насмешливо спросила Лена.
– Ну… – протянул Николай Алексеевич.
В его протяжном нуканье слышалось море неопределенности. Можно себе представить, как в конце месячных каникул эта его нерешительность бесила маму. Тут впору прибить его самого, а не наоборот. В целом все было понятно и с Николаем, и с его сынком – заграничным принцем и разочарованием в одном лице.
– Сказала, чтобы не приезжал, велела уходить, потому что с посторонними в театре строго. И я ушел.
– Когда вы улетели? – спросила Лена.
– На следующий день. Прямой перелет.
– Число помните? – допытывалась она.
– Число? – удивленно переспросил он. – Зачем тебе?
– Просто интересно, – ответила она.
– Подожди, дай вспомнить, – попросил он и замолчал.
«Взял паузу, чтобы соврать о дате или правда вспоминает?» – спросила себя Лена.
– Двадцать пятого августа, – наконец ответил Николай Алексеевич.
– Прям так запомнили? – съязвила Лена.
– Да, запомнил, – спокойно сказал он. – Это были единственные билеты на ближайшие дни, кто-то сдал, и мы сразу перекупили. День рождения Кати, моей жены.
Связь прервалась на последнем слове. Лена раздраженно отняла от уха трубку. Пришло смс, что закончились деньги, и Лена испытала давно забытое ощущение, как это бывает. С новыми тарифами и мессенджерами этого не случалось лет десять. Как только пришло сообщение, что деньги зачислены на счет, перезвонила. Николай взял трубку после первого гудка.
– Какой компанией летели? – без предисловий продолжала допрос Лена.
– «Аэрофлотом», – удивленно ответил Николай Алексеевич. – Зачем тебе это?
– На следующий день мама ушла на работу и больше не вернулась, – сказала Лена.
В разговоре снова наступила пауза.
– Как так? – тупо спросил Николай.
– Вот так.
– В милицию обращались?
– Конечно обращались. Ничего не нашли.
– Ох, Люба. – Лене показалось, что Николай Алексеевич всхлипнул. Она не сочувствовала ему, испытывала лишь тупое злорадство.
– Что она вам говорила? Как себя вела? Она говорила, что хочет… уйти? – решилась задать Лена мучающий ее вопрос.
Николай снова задумался и тяжело задышал.
– Ничего такого. Как всегда – веселая, насмешливая.
Лена телепортировалась на двадцать пять лет назад и смотрела, как мама дрожащими руками подливает себе портвейна в захватанную рюмку.
– Вы даже не заметили, что она спивалась?
Снова молчание и сопение.
– Разве? Но она же… улыбалась. Говорила, что ты поступила в институт.
– Так и было.
– И работа у нее тоже была.
– Не самый вы наблюдательный мужчина, короче. Как и ваш сынок, – перебила его Лена.
– Так Костя к тебе приехал? – изумился Николай Алексеевич.
Изумление его было вполне искренним, но говорить Лена больше не могла. Она сбросила звонок и несколько минут сидела на диване, глядя в свое отражение в телевизоре. В нем отражался ее силуэт, диван и три репродукции Ротко на противоположной стене. Лена по очереди рассмотрела их отражение в телевизоре, и, как завещал художник, ей захотелось плакать, но не из-за самих картин. Она набрала номер Скрынникова и, когда он ответил, коротко и четко рассказала ему все, что узнала.
– У вас есть подозрения, что Николай Алексеевич убил вашу маму?
– Нет, – ответила Лена, подумав. – Но он был здесь, когда она ушла и не вернулась. Вернее, сказал, что уехал днем накануне.
– Вы видели вашу маму именно утром двадцать шестого, верно я помню?
– Верно, – ответила Лена, удивившись памяти следователя. – Можно проверить, на самом ли деле он улетел двадцать пятого самолетом «Аэрофлота» прямым рейсом в Германию?
– Даже не знаю, впервые с таким сталкиваюсь. Очень много лет прошло. Авиакомпании обязаны хранить информацию год. Но сделаю запрос, посмотрим, может, в Пулково хранятся документы. Он не говорил, в какой город был перелет?
– Нет, я не спросила, – досадуя на себя, ответила Лена.
– Ничего, вряд ли в Германию было много рейсов. Если остались документы – найдем. Спасибо, что сообщили.
Он не спросил, почему Лена не рассказала раньше и как обо всем узнала. Просто поблагодарил и попросил прислать полное имя Майера и его номер телефона. Закончив разговор, Лена выслала то и другое.
Глава восемнадцатая,
в которой Вероника Вадимовна рассказывает о брате и о том, что происходило в квартире на 5-й Советской
