быстрее, но будет крайне мучительным. Я б не стал выходить.
— Зачем..? Зачем ты это…
— Помнишь, сколько мы знакомы?
— Всю жизнь, с песочницы.
— Вот всю жизнь я тебя и любил. С песочницы. А тебе наплевать было, ты меня никогда серьезно не воспринимала. У тебя то один парень, то другой. А я — как жилетка, твою мать, всю жизнь, как жилетка, как подружка! — заорал он. — Ты ведь и сейчас со мной просто раны зализать после этого твоего альфа-самца! И свалишь, как только очередной красавчик на горизонте нарисуется!
— Что?! Марк, ты в своем уме?! Мы с тобой только-только сошлись, а ты мне уже мстишь за то, что я тебя якобы брошу?!
Тот хмыкнул в трубке:
— Конечно, бросишь.
— Боже… Я… — Даша запнулась — она совершенно не умела врать.
И хотя она сошлась с ним вовсе не для того, чтобы переждать плохие времена, но Даша все больше убеждалась — то, что между ними, даже близко не любовь. Она хотела сказать, что привязана к нему, но язык словно примерз к небу.
— Вытащи меня отсюда, пожалуйста, — выдавила Даша.
— Даже если б я хотел, то не смог бы, — самодовольно сказал Марк. — Но ты позванивай, пока мобила не сядет. Буду рад услышать.
Мертвой рукой она нажала на значок отбоя. Анна Мироновна покачала головой, с жалостью глядя на Дашу.
— Вот, возьми, — она суетливо пошарила в сумке и вынула пару булочек в пакете. — Сутки хотя бы переможешься.
Даша, чуть помедлив, взяла пакет и положила в рюкзак. Бомж, угнездившийся на лавке около дверей, вдруг сполз на колени на пол и принялся громко читать молитвы, размашисто крестясь.
Поезд в это время сбавлял ход, приближаясь к очередной станции. Здесь был павильон ожидания, даже с кассами. Железные решетки на окошечках покрылись паутиной, в которых запутались сухие листья. На скамье с закрытыми глазами сидели две женщины и молодой парень. Одежда их, старомодная и выцветшая, была спереди густо усыпана дорожной пылью, как и их лица. Даша подумала, что они давным-давно не трогались с места — эти люди выглядели, как забытые манекены. Одна из женщин вдруг открыла глаза, и серая сухая пыль посыпалась с ее век. Она встала и направилась к вагону, остальные двое так и остались сидеть неподвижно.
— О боже! — тихо воскликнула Анна Мироновна и быстро перекрестилась. — Попутчица! Вот не повезло, так не повезло! Ты, Даша, одно запомни — не реагируй на нее никак. Не разговаривай с ней, не смейся, не плачь, чтобы она ни сделала, ни сказала. Оттуда редко кто на поезд садится, но бывает…
Даша кивнула с серьезным видом — она уже поняла, что старуху, бывшую в Мертвом Логе завсегдатаем, следовало слушаться.
Странного вида женщина вошла в вагон и двинулась по проходу, Андрей кинул ей вслед взгляд, полный ненависти. Она остановилась возле них со старухой, подсела к Даше. Даша взглянула на нее опасливым быстрым взглядом — вблизи попутчица выглядела еще более пугающе. Она была вся будто составлена из разрозненных кусков: одна рука крепкая, волосатая, будто мужская, вторая тонкая, девичья, но указательный и большой пальцы пришиты черными грубыми стежками и взяты словно от ребенка — маленькие, нежные, с крохотными розовыми ноготками. Один глаз голубой, с длинными ресницами, второй серый, с гноем в уголках, в паутине мелких морщин. Пахло от нее омерзительно — словно кто-то забыл рыбьи потроха в мусоре на пару дней. Попутчица мычала, не разжимая губ, какую-то тошнотворную песенку, похожую на те мелодии, какие закачивают в дешевые китайские игрушки. Она взяла Дашину руку, осмотрела со всех сторон и вдруг засунула ее указательный палец себе в рот. Даша удержалась в последний момент от вскрика, потому что Анна Мироновна наступила ей на ногу и покачала головой.
Даша зажмурилась и ожидала резкой боли — она была уверена, что попутчица ее укусит, но та принялась грызть ее ноготь. Отгрызенный кусочек женщина засунула за свой ноготь, полюбовалась, напевая все ту же омерзительную песенку, и встала. Напоследок она выдернула у Даши несколько волосинок с головы и пошла дальше по проходу.
— Такие твари… — тихо сказала Анна Мироновна, когда попутчица перешла в тамбур. — Вечно гадость какую-то учинят. Одна радость, что редко в вагон заходят и выходят обычно быстро. Главное — не разговаривать с ними, а то с собой утащут.
Даша вынула носовой платок и отерла с пальца слюни попутчицы.
— Что мне делать… — прошептала она. — Должен же быть какой-то выход!
— Если и есть, я про него не знаю. Я у своей гадалки спрашивала насчет Андрея, она сказала, ничего не поделаешь. В Мертвом Логе он, конечно, мог бы найти умершего родственника, но ведь он не знает к нему путь.
— А ваша гадалка не может ему подсказать этот путь?
— Нет. Я уж уговаривала ее сесть на поезд и встретиться с Андреем, но она отказывается — говорит, для нее это опасно.
Даша посмотрела на пейзаж за окном — пробегали березовые рощицы, зеленые живописные луга. Закат будто замер в одной точке, а ведь они ехали уже не один час, и солнце должно было уже сесть. Она представила, как стареет в пыльном старом поезде, глядя на всю эту обреченность, на мертвецов и адских тварей за окном. Даша поднялась, вышла в тамбур, вынула из рюкзачка вейп. Пустила в потолок ароматный дым, пахнущий виноградом, и тихо заплакала, ударив кулачком в стекло. Сзади послышался звук раздвижной двери, и обернувшись, она увидела Андрея.
— Дай подымить, подруга? Месяц не курил, ломает ужасно.
Даша секунду подумала и протянула вейп старику. К черту гигиену, все равно ей скоро помирать.
— Сколько вам лет? — поинтересовалась она у Андрея.
— Тридцать пять стукнуло.
Даша с ужасом посмотрела на древнего старика, кожа которого больше напоминала древесную кору.
— Что, не похоже? Конечно, не похоже. А тебе сколько?
— Двадцать четыре.
— Красивая ты девка. Ну и что, кто тебя сюда засунул?
— Мой парень, — промямлила Даша, и щеки ее вспыхнули. Почему-то ей было стыдно, что ее обманул самый близкий человек.
Старик прислонился к стене тамбура, задумчиво посасывая вейп, и окинул ее внимательным цепким взглядом.
— Я не могу поверить… Такого же просто не бывает, я не верю в мистику! — крикнула Даша.
Андрей кивнул и снова выпустил колечко ароматного пара:
— Я тоже не верю.
Поезд, трясясь всеми изношенными сочленениями, сбавил ход, сильно дернулся и остановился в чистом поле. Здесь из земли торчала деревянная кривая палка с табличкой «Серые твари». Разъехались с дребезжанием двери, и Даша, повинуясь мгновенному
