творцов-недоучек, нарисованные гуашью.
Помню наивный бело-голубой сельский пейзаж с черными деревьями и совершенно бессмысленное изображение гидры с женским лицом в вихре радужно-диких цветных полос. Галлюциногенное творчество. В самый раз для Учреждения.
Больные с аппетитом (впрочем, не все) поглощают жиденькое порошковое пюре с прогорклой костлявой рыбой, запивая это дело горячей бурдой с условным наименованием «чай» (иногда – «кофейный напиток»). Всей той заварки, что полагается на приготовление чая, едва хватило бы, наверное, на одну кружку хорошего чифира. Да-а-а!.. Такое вот чаепитие на шестьдесят или больше человек… Одна кружка чифира на все отделение…
Ящик тем временем извергает на нас сказочную статистику, суля золотые горы и молочные реки с кисельными берегами в случае приобретения каких-то льготных туристических полисов.
«Я чувствую себя словно в спа-салоне», – сказал телевизор. Гм, мне бы что-нибудь такое почувствовать…
Ритуал
Кажется, половина безбрежного океана времени, отделяющая обед от отхода ко сну, пройдена, настает время раздачи лекарств. Они тут подразделяются на две категории: «соматика» (кому интересно, по-гречески «сома» – тело), ну и те, собственно говоря, которыми нас здесь лечат. ◼◼◼◼◼◼◼◼, ◼◼◼◼◼◼◼◼◼◼◼◼, ◼◼◼◼◼◼◼◼, ◼◼◼◼◼◼◼◼, ◼◼◼◼◼◼◼◼… Некоторые таблетки покрыты радужно-яркой оболочкой: например, ◼◼◼◼◼◼◼◼◼ оставляет на влажных руках синие следы. В общем, «широко распространяет химия руки свои в дела человеческие», сказал бы Дмитрий Иванович Менделеев. А в наши дела – особенно, хоть не все из нас явственно напоминают людей… Раздача лекарств – особый ритуал, сопровождаемый сутолокой, пересудами и даже нешуточными эмоциями!
Как-то раз во время раздачи был случай: больной Шуньятов подавился хлебной коркой (здесь все почти – многие – что-нибудь мусолят всухомятку, в перерывах между обедом-завтраком-ужином). Шуньятов упал на пол, начал задыхаться – асфиксия. Остальные дурики стояли вкруг него, отупело глядя на умирающего. Но тут, к счастью, не растерялся медбрат Герр Майор: он резво схватил Шуньятова за щиколотки, поднял на воздух во весь рост над полом, встряхнул… Корка вывалилась на пол. Жизнь человечка была спасена…
Герр Майор внешним обликом напоминает дюжего краснолицего бойца карательных подразделений, за что и получил такую кличку. Но чувак, в общем, неплохой – не хуже некоторых, бухал только. За что и уволили.
После раздачи лекарств все продолжается своим чередом: обмылки людей – расовый шлак – расползаются в стороны… Кто – по палатам, опять массу давить[8], бока пролеживать (кстати, совсем уже не двигающихся стариков изПервой палаты приходится переворачивать время от времени – чтобы не было пролежней, а то пролежни преют и в конце концов начинают гнить). Кто-то занимает тоскливую позицию в ожидании перекура; кто-то тайком пытается смолить[9] в туалете, но многие просто рассаживаются на койках, выставленных вдоль коридора (в самих палатах места для коек не хватает – много пациентов, переполнено отделение). А кто-то, как и я, смотрит в окно.
Серо там все, по-петербургски.
Дождь.
Моросит мелкий дождик.
Суицид
Начинаются неторопливые разговоры, пересуды: кто что делал, кто кем был и кем не был, кто как пил да как ел, с кем спал или не спал – ну и так далее… Рядом со мной сидит невысокого роста немногословный парнишка в такой же, как у всех, казенной больничной пижаме. Показывает шрамы на запястьях; шрамы вполне стандартного вида – поперек запястья два шва, два красноватых хирургических шва, но он объясняет с видом знатока, что вены нужно резать не поперек, а вдоль, в этом случае зашить их врачам будет чрезвычайно сложно и, скорее всего, успеешь умереть от потери крови. Я тоже про подобные вещи кое-что слышал: нужно находиться постоянно в горячей воде. Вода, когда человек теряет сознание, постепенно остывает, кровь сворачивается… Нет, не стоит впутывать в такое важное дело, как смерть, третьих лиц: надо все делать самому, наверняка.
В туалете зашел разговор о вскрытых венах. «Лучше резать ножовкой по металлу, чтобы края были рваные, – сказал кто-то. – Врачи штопать заебутся».
«Какие здесь собрались специалисты», – подумал Адонис.
Счастье
Вот Миша, Михаил Белялов – имя, фамилия не изменены, все совпадения с реально существующим лицом не являются случайными. Михаил – простой рабочий парень. И как дошел он до жизни такой? Как очутился в больнице?
Ну… выпивал Миша. Я его понимаю: жизнь скучна – чем еще заняться рабочему человеку на досуге дома?
У меня есть искусство; у вас литература (хоть бы и та, что сейчас читаете); у толстосумов – деньги; у верующих – вера. А у Миши что? Что для него?! Работа-дом; работа-дом; работа-дом… Смерть? Как бы не так! Хуй вам! А это видали?! Ложил Миша – я вместе с ним – на ваше мнение! Нет, и ему – Михаилу, – как и прочим, свой кусочек счастья подавай. Что, нету? Не хватает счастья на всех…
Ну так Миша сам решил взять, раз судьба к нему равнодушна. И взял, и отхватил его – счастья. Да перебрал малость, перестарался: последние недели две-три, а то и месяц, заливаться безбожно стал. Водкой. Каждый вечер после работы. После – каждый день вместо работы. Наконец – каждое утро вместо чистки зубов.
Ну, тут жена и сдала его сюда, по известному адресу. Так и попал Миша в Учреждение – на дурку. А жена – «заботливая», сука! – как ни в чем не бывало навещает его не реже одного раза в неделю. Передачи носила: фрукты там, печенье, сигареты, туалетную бумагу… Но забирать домой не спешила.
Так и остался Мишаня в больнице. Как-то раз, слезая с койки, он умудрился сломать ногу и после по отделению передвигался в гипсе, опираясь на костыль. Миша любил, прислонившись спиной к стене, сидеть на корточках и беседовать на житейские темы («алкоголь – не выход» и тому подобное). На одутловатом, бледно-припухлом лице его навсегда, казалось, застыло выражение печальной собаки.
Много позже я узнал, что супруга так и не забрала его домой и Миша отъехал в интернат. Навечно.
Отвертка
А вот еще один Михаил – Миша Мышкин. На сей раз, бро, фамилия изменена. Ну, ты бы все равно узнал Мишаню, если бы встретил – не срисовать[10] его трудно: тихий с виду, скромный юноша; рост чуть ниже среднего; бледные, едва заметные веснушки на переносице, черты лица достаточно четкие, но в то же время плавные; кожа нежная, как у девушки; красивые, длинные, коровьи ресницы. Обычно молчит; всегда серьезен, с недоумевающей полуулыбкой в грустных глазах. Смотрит настороженно, исподлобья, но в