общем доброжелательно, иногда даже весело.
Произносит что-нибудь редко и обыкновенно невпопад: так кажется окружающим. «На своей волне», – говорят пролетарии и обыватели. Да, на своей, бро, я бы даже сказал, в собственном мире, мирке.
Иногда Миша танцует – крутится вокруг себя, как дервиш, распевая при этом советские песни…
Миша Мышкин, мы привыкли смотреть на него как на неполноценного, юродивого. Миша забавный, как только что вылупившийся птенец. Но, возможно, эмоциональной развитостью и интеллектом он далеко превосходит всех нас, и даже мозгоправов. Возможно… Но мы того никогда не узнаем.
Рене Генон писал, что трансцендентный человек зачастую походит на бродягу или безумного; Лао-цзы: «Совершенный человек не оставляет следов».
Миша смеется. Затыкает пальцами уши. Поднимает к потолку прояснившийся взор. Он счастлив.
Ну не надо Мишу принижать, он не нежное создание, не нужно и идеализировать: за внешностью отрока с картины Михаила Нестерова[11] или образом Алёши Карамазова скрывается, как за драгоценной ширмой китайского шелка, совсем иной персонаж.
На одном из отделений больницы, где Миша лежал до этого, – его перевели к нам недавно, – он пырнул кого-то в живот заточенной отверткой, а заточить сталь в условиях больницы – что-то из теории невероятности. Ладно, не насмерть: успели разнять-оттащить-откачать. На все вопросы врачей и полицаев о смысле этого неясного поступка отвечал сурово: «За дело!»
Мише палец в рот не клади! И где отвертку достал, и как наточить умудрился – так и осталось невыясненным: тут уж наш ангел хранил полное молчание.
Таков он, Миша: один из лучших бойцов психиатрического фронта. Человечище.
Респект и уважуха!
Бафомет
Вот Дмитрий Клыков, еще один «ветеран», завсегдатай Пряжки. Красивый, представительный мужчина, похож на Эрнесто Че Гевару, только без бороды. Зато с усами. Дышит Дима отдуваясь, неровно – видно, курение здорово испортило ему легкие. А ведь ему всего тридцать шесть! Знает немецкий. С Димы у меня сохранился набросок портрета: на рисунке он в тельняшке-майке под больничной пижамой. Усы у Димы аккуратно подстрижены; черные волосы, прическа с чубом, черные, блестящие, живые глаза – ни дать ни взять атаман времен Гражданской войны, ассоциация такая. Внешность Дмитрия необыкновенно ладная – внушает расположение, симпатию, уважение даже какое-то. Так и не скажешь, не подумаешь, что дожил он до жизни такой…
Дмитрий Клыков – часовой мастер. Работал, однако, и на пельменной фабрике, и вахтером, и грузчиком. Тоже, видать, как и Адонис – мастер временной занятости, повелитель непостоянства.
Как Дима попал к нам сюда, на Пряжку? Причина – проще и тупее некуда: алкоголизм, пьянство. Дима столь усердно заливался, что довел дело до белочки[12]. И вот как-то раз во время приступа белой горячки явился ему дьявол – Бафомет собственной персоной. Но на глаза не показывался, визуально себя не обнаруживал. Лишь вещал из стоявшей на плите кастрюли: «Не задавать никаких вопросов!» Дима в этот момент сидел на кухне.
Дмитрий так перепугался, что сам вызвал себе скорую и отбыл в больницу. Я его понимаю, испытал нечто похожее: не дай бог никому галлюцинаций.
Диме лежать у нас еще долго: больных с диагнозом «белочка» держат здесь, по инструкции, минимум три недели – двадцать один день, считается, что именно за такой период проявляется рецидив белой горячки.
Так что там, о чем это я? Да вот, про дьявола. Привезли Дмитрия в таком состоянии, что он и на ногах уж не мог держаться – сразу положили на койку в приемном покое. Но покоем здесь и не пахло, вновь явился невидимый Бафомет – он стал трясти койку, повторяя: «Не задавать никаких вопросов! Нет вопросов!»
Да, Дима, не надо вопросов… Зачем? Арабы говорят: «Не задавай вопросов – и не услышишь в ответ лжи».
Угра-карма
Адонис мог бы считать свою карму кривой и неправильной, однако здесь поражаешься, сколь нелепой бывает судьба человека. К примеру, Паша Терёхин – талантливый сварщик, даже работал на строительстве атомных подводных лодок. Долгий запой, в результате мать сдала в Учреждение. Ни цели, ни смысла. Много позже я встретил его в электричке играющим на аккордеоне. Тоска…
Или вспоминается паренек, который, уже поступив в Академию художеств на бюджетное отделение – это вам не хер собачий! – вместо учебы занялся не пьянством, не наркотиками, а изготовлением берестяных поделочек с целью обеспечить семью, детей не было – с женой вдвоем проживали. Обеспечить?..
Скучно жить на этом свете, господа…
Дурак
С чего все началось? Как он оказался здесь? Почему не верил в себя, а врачам-дуракам поверил? И главное – зачем все это?
Он и сам не понимал теперь, как свалял такого идиота, что добровольно на Пряжку сдался – в это лечебное Учреждение. Трудно понять поступки других, но, бывает, свои – куда сложнее.
Впрочем, если призвать на помощь учение Будды, картина немного проясняется. С точки зрения желтой веры, нет ничего постоянного, неизменного. Все находится в движении. Не существует и некой постоянной, вечной души, самости или эго. Это лишь видимость, хотя весьма убедительная, устойчивая. Сознание человека – это поток дхарм, непрерывно чередующихся психических состояний, которые иллюзорны и недолговечны. Таким образом, тот ты, каким был вчера – уже не тот, кто сегодня, и немного иным будешь завтра. Да что там душа: тело, этот с виду постоянный, плотный, дебелый механизм, и то меняется ежесекундно. Растут и обрезаются ногти, выпадают волосы, гниют зубы, отмершие частички кожи наполняют воздух невесомыми пылинками.
Так что ничего удивительного, если поразмыслить, что тот он, кто добровольно отъехал на Пряжку несколько месяцев назад, был вовсе не я. Кто же был тот и откуда взялся, почему сделал столь нелепый выбор – вернее, от выбора отказался?
Были у него определенные проблемы психологические – да у кого из юношей их нет? Вдаваться в их суть мы сейчас не будем – малоинтересно. Достаточно вспомнить слова великого писателя, истинного самурая Юкио Мисимы: «Со временем я понял, что вся эта молодость, цветение юности – ерунда и немногого стоит».
Томился, мучился, маялся и вот наконец решил к врачу отправиться. К психологу. А может, психиатру – какая, нах, разница?! А денег не было, или, может, просто жалко стало к платному идти – жаба задушила.
Приходит в диспансер – районный, государственный. Все чин-чином: отметился в регистратуре, направляют к врачу, улыбаются даже.
Прохожу в кабинет. Кабинет обычный, ничего страшного, уютный даже. Дневной свет вливается внутрь сквозь широкие – стекла чисто вымыты –
