class="p1">Отставив пустой термос, сразу, не переводя дыхания, я выцедил водку — мелкими глотками, как горячий чай. Бросил на язык ломтик лимона и запустив пальцы в солонку, отправил следом хорошую щепоть крупной морской соли.
Антигона всё это время стояла рядом, облокотившись о стойку, подперев щеку одной рукой и оттопырив круглый крепенький зад.
— Никогда не надоедает смотреть, как ты себя мучаешь, Шу.
— И тебе доброе утро.
— Утро добрым не бывает.
Вот так начинался наш каждый разговор. Слова могут быть другими, но смысл один и тот же: она меня презирает, я терплю.
Отвернувшись от стойки, я оглядел пустой зал. Вылизанные до блеска тиковые полы, круглые столики, уютные альковы с диванчиками…
Хорошо здесь. Спокойно.
С тех пор, как сгорел наш особняк, это место стало для меня домом. Я и жил здесь, на втором этаже клуба «Покойся с Миром».
Антигона выкупила пустырь на берегу Невы и к тому времени, как мы вернулись из Сочи, строители закончили лить фундамент.
— Вы же всегда хотели стать барменом, шеф, — ответила она на вполне резонный вопрос Алекса: нахрена козе баян? — Вот я и решила исполнить вашу мечту. Считайте, что я фея.
Идея Антигоны открыть клуб для сверхъестественных существ оказалась гениальной.
Агентство наше, «Петербургские Тайны», приказало долго жить, и хотя стоит на том же месте почти такой же особнячок, я даже мимо хожу с содроганием — всегда отворачиваюсь, чтобы не было так больно…
Предполагалось, что мы его вновь заселим — я, Алекс и девочки — но даже у шефа нервы оказались не настолько крепкими, и все мы дружно, не сговариваясь, переехали в «РИП».
На старом месте остались лишь арсенал, тир в подвале, да ещё склад. Туда захаживать приходилось — но с этим я свыкся.
А клуб, поначалу пустой и мрачный, постепенно заполнялся разношерстным народом и даже приносил прибыль — девчонки придумали выдавать его за косплейную зону, и всякий-разный люд мог находиться на территории невозбранно: в наше время никого уже не удивляли ни эльфы с острыми ушами и клингонскими батлетами, ни гоблины в половину человеческого роста, ни ведьмы с чёрными губами и в обвисших шляпах.
Толерантность, девиз нового времени, нам, сверхсуществам, пришлась как нельзя кстати. Никто теперь не имеет права ругать гномов, как вертикально ущербных. Никто не косится на оборотней: в «эти» дни они особенно чувствительны. И никто не обращает внимания на стригоев — как биологически неактивные, мы нуждаемся в особой защите.
Обрыдаться от умиления, как говорит моя ученица.
Ну да. Маша. Ей недавно стукнуло четырнадцать, и девушка так задрала нос, словно ей уже пятнадцать. Самостоятельность почуяла.
Да и ученицей моей она числится весьма условно. Ведьма Настасья учит Машеньку управлять силой, Валид показывает хитрые приёмы контактного боя в весе пера — говорит, был один такой спортсмен, рубил всех без разбору, как молодые дубки.
Насчёт наставничества, это Алекс придумал. Походи, говорит, штабс-капитан, в моей шкуре… может, научишься лучше понимать старого больного папу.
За «папу» отдельный ему респект, Алекс и вправду заменил мне всех — точнее, стал моей новой семьёй. Разношерстной, неидеальной, иногда поубивать всех хочется, честное слово… Но другой у меня нет, так что учителя я по-прежнему люблю и почитаю.
Словом, всё моё наставничество сводится к тому, что я днями и ночами слежу, чтобы Машу никто не убил.
А девочка развлекается. Гуляет, охотится, и сам чёрт ей не брат.
Нежить она чует инстинктивно, а потому никакой Диспетчер ей не нужен…
Ах да. Диспетчер.
Турагентство кануло в Лету, а вместе с ним — и ночные экскурсии, но всякие несознательные элементы никуда не делись.
Петербург временами лихорадило от нашествий призраков, упырей и вурдалаков, банд «Красноголовых», в которые сбивается всякая мелкая нечисть наподобие оставшихся без крова домовых и потерявших свой надел леших…
И хотя такой экзотики, как вендиго, сейчас почти и не встретишь, отечественные кикиморы пугают народ не хуже.
Для их отлова, вразумления, а в крайнем случае — ликвидации, нужны охотники. А для координации действия оных и понадобился Диспетчер.
Настоящего имени его никто не знает, но когда город захлестнули массовые беспорядки — я имею в виду нашу, «теневую» сторону, и мы с шефом, а также девчонки и Котов с своей группой быстрого реагирования сбивались с ног, не зная ни часу продыху, на пороге РИПа появился отец Прохор — ведя в поводу этого самого Диспетчера.
Выглядел он, как помесь филина с котом, в человека никогда не перекидывался, на людях очень стеснялся и никогда не спал.
Ему отвели каморку под самой крышей и провели в неё выделенную линию Даркнета.
Диспетчер находил охотников, давал наряды на зачистку, выплачивал из спецфонда гонорары…
Раньше, при старом Совете, у нас всё было, как в средние века. Инквизиция. Мы с шефом охотились на свой страх и риск, обеспечивая себя необходимым на частной основе.
Новый же Совет поставил зачистку городов и весей от распоясавшейся нечисти на широкую ногу. Оружие, боевые артефакты, поголовная оплата труда.
Даже молоко за вредность дают — горгулье. Оно существенно укрепляет биополе, что позволяет охотникам выжить при встрече с энергоёмкими сущностями, например, с духами или баньши.
А вот с живой водой сейчас напряжёнка. Пересыхают источники, и никто не знает, почему…
— А? Ты что-то сказала?
— Спросила, — Антигона насупилась. — Ты что-нибудь ещё будешь?
— Нет. Нет, спасибо, — я соскочил с табурета. — Пойду к себе. Всю ночь не спал. Если кто будет спрашивать…
— Уже.
— Что, прости?
— Уже, говорю. Эта твоя, — Антигона покрутила веснушчатым носом. — Анчутка.
Ну не любит она леди Анну.
Где-то я Антигону понимаю. Где-то. Но поделать ничего не могу.
— Она что-нибудь сказала?
Как всегда, при упоминании леди Анны, у меня пересохло во рту. Сердце бухнуло в животе, на щеках появился румянец — я же только что крови выпил.
Антигона все эти перемены заметила и надулась ещё больше.
— Сам разберёшься.
Вздохнув, я направился к лестнице на второй этаж. И когда положил руку на перила — витые, из полированного бруса — услышал, как звякнул колокольчик.
Чужие к нам не ходят.
Алекс лично поставил простенькое заклинание на дверь — людям она кажется непривлекательной. Ничего «такого», просто непосвященным сюда входить не хотелось. Не хотелось — и
