а глаза — четыре двухъярусные койки, застеленные казенными синими одеялами, и рюкзак поверх них. В этой комнате стояли все те же армейские двухъярусные кровати, но рюкзака на них не было. Вообще ничего не было. Даже окон.
— А сейчас курьеров нет? — спросил Санька.
— Я полдня с той стороны улицы и со двора сек за окнами. Сейчас — никого. А бывало и по три-четыре в день…
— Крутые «бабки»?
— Тысячи долларов. Десятки тысяч… Вот тут, — показал он на нижний ярус в углу, — один чайник месяц жил. Мы, когда сюда приходили, с ним уже как с родным здоровались. Правда, он отсюда в коридор редко выползал. У него лицо и куртка были какие-то одинаковые, все время измятые. Наверное, он прямо в куртке спал. Все время. И куртка у него идиотская была. Яркая такая. Оранжевая. Золотовский на него орал, чтоб сменил. А он так и не сменил. Жлоб, видно, был. А может, сильно к ней привык.
— Что-то грустно тут. Как в зоне…
— Потом этот мужичок исчез. А где-то через пару недель я случайно узнал, что его сбил самосвал.
— Пьяный, что ли, был?
— Нет, не пьяный… Он убегал от ментов. Его взяли на перевозке наркоты. Как курьера. Где-то в провинции. Золотовский часто так делал. Устраивал человека в какую-нибудь контору на сопровождение грузов, а человек потом заодно с теликами или там жрачкой доставлял наркоту. Когда в Москву, когда из Москвы…
— Круто.
— А знаешь, как он «бабки» отмывал?
— Через заграницу?
— Не-ет! Он завышал прибыли группы «Мышьяк».
— Серьезно?
— Пришло на выступление ползала, а он делает документацию, что аншлаг. И цена билетов — как на Пугачеву. Не подкопаешься. Так пойди докажи в налоговой полиции, откуда у тебя миллион долларов! Сразу за цугундер возьмут. А так все шито-крыто. Налоги уплачены как у самого честного в мире коммерсанта. Живи и радуйся!
Он щелкнул выключателем, и навалившаяся на них тьма показалась еще плотнее, чем до этого.
— Пошли в кабинет этого козла…
Ключ долго не хотел проворачиваться. Ключ явно был в сговоре с Золотовским. А может, просто слепок получился нечетким.
— Дай мне, — попросил Санька.
Ключ не подчинился и ему. Может, потому, что у левой руки не такие чуткие пальцы? Но правую он уже не вынимал из кармана куртки. Даже легкое обжатие, сделанное Андреем у белой двери, вызвало резкую боль. Он тогда еле сдержал себя, чтобы не застонать.
— Может, плечом вышибить? — почему-то на Саньку надавил именно этим плечом Андрей.
— А если свет зажечь?
— Погоди. Чуть не забыл. У меня же фонарик с собой.
Желтый свет облил обивку двери. От нее остро запахло салоном «Жигулей». Наверное, темно-зеленое химическое варево, из которого их изготавливали, кипело в одном котле.
— Нужен нож. Или отвертка, — оттянув закругленный край обивки, предположил Санька.
— Есть нож! Перочинный!
Теплая рукоятка легла Саньке на ладонь. Он плотно обжал ее, уперся острием в язычок английского замка и выщелкнул его.
— Ну, ты крутой! — восхитился Андрей. — Левой рукой! Ты же…
— Это пионерская работа. У нас в детдоме все так могли. Только за такими дверями ничего не было. Персонал все до нас разворовал…
— А здесь кое-что есть!
Желтый круг от фонарика рассек кабинет поперек, ожег письменный стол, огромное кожаное кресло, мертвый экран телевизора в углу и зацепился за сейф.
— Вот он.
Круг закачался из стороны в сторону, будто хотел насквозь протереть дверцу сейфа. Подбежав к нему, Андрей обернулся и, никого не видя, вымолвил:
— Там внутри самое главное!
— Это тебя спасет?
— Это уже никого из вас не спасет! — прохрипела тьма и щелкнула выключателем.
От нахлынувшего в комнату света первым умер желтый круг. Развернувшийся на хриплый голос Андрей наставил фонарик на его обладателя, но фонарик уже не оставлял следов. Там, где должен был появиться ровный желтый круг, стоял, раздвинув циркулем ноги, маленький и строгий мужичок с лицом Золотовского. За ним горой дыбился Лось, и именно лицо Лося со ссадиной на левой щеке и оплывшим, почти напрочь закрывшимся глазом все-таки убедили Андрея, что перед ним — настоящий Золотовский.
— Ну что, падлы, грабануть меня решили? — с иронией в голосе спросил директор.
Вчера в обед он сделал идеальную причесочку в самом наикрутейшем московском салоне, весь вечер ощущал себя заново родившимся, и то, что ночью в спешке пришлось сдирать сетку с волос и наносить непоправимый ущерб укладке, взбесило его сильнее, чем звонок с пульта.
— Думали, что если код знаете, то и вломиться сюда можно? — спрашивал он, не отходя от двери. — Ло-охи! Откуда им знать, что я охрану еще на один пульт дублирую!
Санькин больной кулак медленно выплыл из кармана. Пальцы попытались сжаться у бедра, и Санька чуть не вскрикнул. Пальцы не хотели его выручать. Он провел взглядом по двум окнам, перечеркнутым ромбическим рисунком решеток, и с холодком под сердцем увидел, что в кабинет вошли еще трое: Децибел и два мужика в распахнутых на груди серых костюмах. Децибел оставался все в том же черно-траурном, что и на концерте в кинотеатре. Ни чернота, ни подчеркнутая траурность не шли к его сладкому ди-джеевскому лицу. Мужики в серых костюмах были ниже ростом Лося, но Саньке они показались страшнее нескольких Лосей. У телохранителя Золотовского в единственном живом глазу читалась только ненависть. У мужиков по лицам была густо разлита уверенность палача, пришедшего на любимую работу к плахе.
— Сразу оприходуем? — негромко спросил один из них, и только теперь Санька узнал мордоворотов.
Это были охранники из ночного клуба Серебровского.
— Закрыл? — спросил Золотовский Децибела.
— Ага.
— А Роберту позвонил?
— Ага. Щас приедет.
— Ну, а теперь, Андрюша, расскажи, что привело тебя среди ночи в мое скромное жилище? Спать негде? Ты же теперь бомжик? Или я ошибаюсь?
Включенный фонарик висел в руке Малько. Его желтый глаз подслеповато смотрел на незваных гостей. Главным врагом фонарика почему-то ощущались не люди, мрачно стоящие у дальней стены, а свет, льющийся от потолка, от плафона с двумя лампами дневного света. И фонарик, взлетев за плечо Малько, гранатой шмякнул по этим двум лампам. Под громкий хлопок-разрыв и звуки разбивающегося стекла комнату накрыла тьма. Внутри нее раздались быстрые шаги, сопение, тычки, хриплый вскрик, матерная скороговорка, и, когда вспыхнула белым светом настольная лампа, Санька, стоящий все на том же месте, в углу комнаты, увидел лежащего на паркете Андрея. Он пытался свернуться калачиком и упрямо закрывал лицо руками, но мужики Серебровского с не меньшим упрямством били его ногами. Их поочередное хыканье напоминало работу помпы. Лось стоял чуть
