в стороне и безразлично смотрел на поверженного Малько. Во всей его позе читалось ожидание. Ему не нужен был Андрей. Он ждал своей жертвы. Санька еще раз попытался сжать пальцы. Они все-таки подчинились, но от боли сыпанула испарина на виски.
— Хватит, — тихо приказал Золотовский.
Он уже сидел в своем черном кожаном кресле. В нем он выглядел гораздо спокойнее, чем у двери. Как будто целью его прихода были не ночные гости, а любимое кресло.
— Еще губы разобьете. А мне поговорить с ним хочется… Поднимите его.
Серые костюмы послушно вонзили свои лапищи под мышки Андрею, рывком поставили его на ноги.
Золотовский опоздал. Губы Андрея уже оплыли, враз посинели и, пожевав кровь, выплюнули на паркет два зуба.
Брезгливо поморщившись, Золотовский все-таки спросил Андрея:
— Что ты у меня искал?
— Ты… ты… ты… зверь… Ты… преступник… Ты…
— Твое мнение меня не интересует. Зачем ты залез в офис? Хотел перед ментами отмыться? На меня компромат собирал?
— Ты… ты… убил… Вовку…
— А я думал, ты… Собственно, точно так же, как и милиция. Как видишь, у меня с силовиками одинаковая логика…
— Убил ты… Ты испугался, что Вовка про все твои дела кому надо расскажет…
— Задушить его? — заботливо спросил левый из серых костюмов.
— Еще успеешь… Ты хочешь сказать, что я его лично выкинул в окно?
С усилием толкнув что-то по шее кадыком, будто и не соленую кровавую слюну он глотал, а свой страх, Андрей вскинул голову и выпалил:
— Нет, не лично. Вовку выбросил в окно Роберт и Кошелев, этот пес Серебровского…
Удар под дых сбил ему дыхание и заставил согнуться, но лапы под мышками не дали ему этого сделать. Они рванули его вверх, и Андрей, хватая воздух огромными, ставшими негритянскими, губищами, упрямо договорил:
— А по…потом… Они же вдвоем… на тачке сбили женщину… свидетельницу и подставили ме…меня…
— Ты сам подставился, — не согласился Золотовский. — Может, это мы налепили твои отпечатки по подоконнику Волобуева. А? Мы?
— Ну и что?
— Я знаю, почему ты вернулся тогда в квартиру. Ты хотел помешать их разговору. Но не успел. Если бы не твоя девица… Точно? Ведь ты с ней говорил по телефону-автомату с соседней улицы? Невезуха тебе с ней. То менты у нее на хазе ловят, то ее истерика по телефону помешала. Бабы — они такие. Один вред от них…
Андрей ответил молчанием. Его глаза из сильных вдруг как-то сразу, за секунду, стали сонными и грустными.
— Поэтому ты опоздал. Ты вошел в подъезд, а он как раз выпал из окна. Кстати, он мог и сам выпасть. Он же с утра уже укололся. Он же наркота был. Мои люди только помогли ему быстрее поймать кайф в полете… А потом ты кинулся к диктофону на полке. Точно? Ты же знал, что к Волобуеву придут Роберт и Кошелев, и попросил его записать разговор на пленку. Правильно? А когда ты вошел в квартиру, то ни моих людей, ни Волобуева, ни пленочки уже не было. Ты, наверное, подумал, что они здесь? — кивнул он на сейф. — Ты жестоко ошибся. Я прослушал ее и сжег. Зачем оставлять такие улики? Отпечатки, коричневая куртка, побег— этого хватит, чтобы законопатить тебя на всю катушку в Сибирь. Будешь в художественной самодеятельности зоны играть…
— Так мы его что, отпустим? — грустно спросил самый активный из серых костюмов, левый.
— Я пошутил. Суда не будет. Из Москвы-реки в день по два утопленника вытаскивают. У нас как раз комплект, — повернулся он в кресле к Саньке. — А ты чего молчишь? Чего друзей не выручаешь?
Далекий, приглушенный дверью звонок не дал ему ответить. Хотя он и без того не знал, что отвечать. Санька ждал, а когда ждешь, то вопросы только отвлекают от ожидания.
— Это — Роберт, — кашлянув, красивым голосом сообщил Децибел.
Вышло похоже, будто он объявлял будущего исполнителя. Но вместо музыки раздался угрюмый бас Золотовского:
— Шустряк!.. За полчаса доехал!
— Мотор, видать, поймал, — предположил Децибел.
— Лось, иди его впусти!
ПОЧТИ НАПОСЛЕДОК
Санька лишь раз в жизни видел, как грузовик на ходу сносит капотом забор. Удар — и только пыль вздымается на том месте, где стояли некрашеные доски.
Когда оба серых костюма ничком рухнули на паркет под натиском чего-то черного, настежь распахнувшего дверь, а отлетевший влево Андрей сбил тумбочку в углу комнаты, и с нее громко, с прощальным звоном, упал хрустальный графин, Саньке почудилась сцена с грузовиком и забором. Только с одним отличием — не было пыли.
— Что-о?! Ло-о-ось! — вскочил в кресле Золотовский и тоже рухнул на пол, сбитый еще одной черной фигурой.
В затылки людей Серебровского, в обритые плоские затылки, одновременно вмялись резиновые дубинки, и хрипящие в пол серые тела сразу затихли.
— Не задуши его. Он слабак, — повернулся Санька в сторону омоновца, заламывающего руки Золотовскому.
Почти беззвучно, словно и не их дело находиться в эти ночные минуты в чужом офисе, в кабинет вошли трое: седой, черноволосый и человек с повязкой на щеке. Седой выглядел человеком, которому уже давным-давно все надоело в жизни. Даже галстук на его шее был завязан подчеркнуто небрежно. У черноволосого огромный казацкий чуб слипся и смотрелся совсем не огромным. Его красные глаза хранили долгую-долгую бессонницу. А в глазах парня с забинтованной щекой жила боль. Он напоминал человека, ехавшего на прием к стоматологу и по ошибке попавшему в этот сумасшедший офис.
— Опять зубы, Паша? — участливо спросил Санька.
— Тихий ужас, а не зубы. Врагу б отдал. Навсегда… Ну, дай я тебя обниму…
— Здор-р-рово! — сжал его твердую спину руками Санька.
— Успели? — спросил чубатый.
— По-моему, да, — освободившись от объятий, пахнущих каким-то резким лекарством, ответил Санька. — Роберта взяли?
— Еще на лестничной площадке.
Сотемский, закинув пятерней подальше на макушку слипшийся чубище, этой же лапой тиснул Санькины пальцы.
— Ой-ой! Не жми! Отбил я их…
— Об кого?
— Лося видел? Ну, возле входа?
— Это амбал такой?
— Да.
— С разбитой скулой?
— Да.
— Станислав Петрович, — обернулся Сотемский к седому, — а вы боялись, что Санька в их компанию не впишется! Еще как вписался!
— Ну, здравствуй, Башлыков, — ладонями сдавил Санькины плечи Тимаков, долгим взглядом изучил лицо подчиненного и, не найдя ничего, что бы остановило его, крепко обнял.
— Я так и снал, — из угла подал голос Андрей.
Буква «з» у него уже не получалась.
— Значит, ты — мент? — то ли спросил, то ли утвердительно произнес он.
— Он — не мент, — ответил Сотемский. — А старший лейтенант милиции Александр Степанович Башлыков.
— Все правильно. Я не
