class="p1">— Но ведь нет уже империи? — наскоро выпалил Хьюз.
Это явно была заготовка. Глупец! Неужели он не понимал, что такими словами лишь глубже закапывается?
— Но император Святослав вправе помиловать вас, — закончил Орлов начатое. — И тут уж, любезный экс-посол, всё зависит от того, как вы будете сотрудничать.
— Он никогда не сделает этого. Не помилует меня, — заскулил Хьюз. — После всего, что я натворил, после того как убил его отца… — Он резко смолк, осознав, что сказал.
— Итак, вы признаетесь? — ухватился Оболенский.
— Не отпирайтесь, это повысит ваши шансы, — добавил Орлов.
Но Хьюз не спешил. Глаза его испуганно бегали от Оболенского к Орлову и обратно. Наконец он с силой прижал веки и прошептал:
— Да.
— Подробнее, Томас, — потребовал Оболенский. — В чём именно признаетесь?
— В убийстве императора Российской империи Романова Игоря Андреевича.
— Как осуществил его и по чьему велению?
— Мне прислали особый яд из Эдинбурга. Я не знаю точно, как он называется и из чего состоит.
— А кто прислал?
— Могу только догадываться. Бандероль эта пришла с капитаном Холбруком, но, уверен, он и сам не знал, что именно передает мне.
Орлов поймал взглядом Оболенского. На лице генерала всё читалось без слов — он в курсе, что именно этот капитан привез этой весной в Россию обезумевшего Дубравского.
— А что касается заказчика, — пробормотал Хьюз и снова замолчал.
— Ну! — нахмурился Оболенский.
Глаза британца наполнились пожирающим душу страхом. Казалось, он предпочитает ответу смерть. Но всё же, трижды сглотнув, он пролепетал:
— Глашатай.
Возникла пауза. Вспомнились слова Олдриджа. Тот тоже уверял, что заказчиком всех этих неприятностей был демон с таким именем.
— Не Олдридж ли посоветовал тебе нести эту чушь про Глашатая? — разозлился Оболенский.
— Олдридж? Я его не видел с момента как… — Он осекся.
— С момента как ты хотел заколоть Святослава, — закончил за него Орлов.
— И я не желаю его видеть. Никогда!
— Стало быть, ты подчинился приказу демона? — продолжил расспросы Оболенский. — Как он выглядит?
— Как человек. Очень худой, и у него жуткие черные глаза.
— И каким образом контактировали с ним?
— Сначала лично, когда прибывал в отпуск на родину. Он приходил в мой дом. Затем голубиной почтой.
— И чем же он соблазнил тебя?
Хьюз издал вздох, полный печали.
— Моя жена болела. Страшная неизлечимая болезнь, лейкемия.
— Чушь! — возмутился Орлов. — Впервые слышу, чтобы демоны целительством занимались. Они лишь творят деморгов. А те убивают, уничтожают, захватывают.
— И всё же именно это и случилось. Он исцелил её, — настаивал Хьюз. — Более того, Глашатай уверял, что они могут не только это.
— Нечто ещё более непостижимое? — не скрывая своего скепсиса, спросил Орлов.
— Именно так. Воскрешение.
— Абсурд! — Тут уж и Оболенский не выдержал. — Человека с того света вернуть невозможно.
Дверь в палату снова открылась.
— Довольно, господа! — потребовал лекарь. — Время истекло, причем с лихвой.
Орлов предпочел бы выставить наглого доктора обратно за дверь, но воздержался, поскольку Оболенский, хоть и хмурясь, поднялся со стула.
Они прошли по коридору в полном молчании, каждый погруженный в свои мысли. Но едва выбрались из госпиталя и свернули за угол, как Оболенский ухватился за воротник его камзола и прижал к себе.
— Что вы себе позволяете, граф! — тут же вспыхнул Орлов, дёрнувшись в попытке вырваться.
Но тот держал крепко. Глаза прокурора устремились навстречу его собственным, сердито щурились, сверлили насквозь.
— Ваша светлость, — угрожающе начал Оболенский. — Полагаю, пора кончать с недомолвками. Что обещал государь за Светозарову-Дубравскую?
— Руки! — Орлов прекратил попытки вырваться, но говорить с генералом в столь унизительной позе не собирался.
Чуть помедлив, тот разжал пальцы. Орлов отодвинулся и принялся поправлять одежду.
— Вы забываетесь, ваше сиятельство! — процедил он.
— А вы! Вы же видите, как много всего сходится? Насчет Дубравского.
— И при чем тут обмен?
— А при том, что это игра, любезный князь. Игра демонов руками наших врагов и друзей. Разве не видите вы, что нам хотят отдать жену одержимого, а взамен получат… — Он замолк на секунду. — Так что же они получат взамен?
— Тверскую губернию, — прошептал Орлов так тихо, что едва ли Оболенский мог расслышать.
Но тот услышал и уставился, остолбенев. Глаза генерала-прокурора не верили в сказанное.
— Немыслимо! — проговорил он.
— Это уже необратимо, — шепнул Орлов. — Государь со вчерашнего дня на границе со Смоленской губернией, встречает её.
— Немыслимо! — тупо повторил Оболенский.
— Я только об одном прошу, — выпалил Орлов. — Этого никто не должен… — Он смолк, так как неподалеку послышались громкие голоса.
Он оглянулся и увидел, как офицер верхом на белом жеребце что-то спрашивал у дежуривших на входе в госпиталь гвардейцев.
— Вон там! — отвечали те, показывая в их сторону. Офицер посмотрел, увидел, затем, отблагодарив гвардейцев кивком, направил коня к ним.
— Ваша светлость, — добравшись, он спешился и склонил голову. — Депеша от верховного главнокомандующего, милостивого государя Святослава Игоревича Романова.
Фельдъегерь достал из сумки конверт и протянул Орлову. Затем, отдав честь, вскочил на лошадь и ускакал прочь.
— Что-то важное? — обеспокоился Оболенский.
— Весьма, — мрачно подтвердил Орлов, сжимая послание. — И пока не могу сказать, хорошие ли то новости или скверные.
— Не томите!
— Волконская не отдаст Веру, а посему Святослав начинает военный поход на изменников родины, раскольников государства, предателей. И первым в списке числится княгиня Ирина Волконская. Мне поручено начать подготовку к кампании.
Я — Фёдор
В скромном жилище Дарьюшки было хорошо, но мысленно я жаждал вырваться отсюда, оказаться возле жены, чтобы та узнала: я жив. Но как это сделать, не представлял.
Вспомнился тот поздний вечер в Эдинбурге, когда Вера вернулась в дом, а я набросился на неё. В тот раз я почти смог выбраться наружу.
Но что дальше? Опять упасть возле пивнушки, позволяя бездельникам плевать в меня, упражняясь в меткости на спор?
Послышались шаги. Дверь
