это так выглядело – словно ни к кому не обращается.
Я сделала себе мысленную заметку: завтра написать Кэм и спросить, как у нее дела.
– Ужин готов! – объявила Эмми. Она, Амос и Брукс вынесли из дома и расставили на столе последние блюда.
Еды было столько, что я не представляла, как мы все это съедим! Картофельный салат, печеная морковь, кабачки на гриле и кукуруза. Фаршированные яйца, фрукты, домашние роллы. Венчала праздничный ужин жареная курица. И все – накрытый стол, обстановка, люди – казалось таким, что лучше и быть не может.
Все мы расселись. Амос и Хэнк заняли места во главе стола, Густ рядом с Амосом, Райли рядом с Густом, дальше шли Эмми и Брукс. С другой стороны возле своего отца села Тедди. Дальше я и Уэст – который весь вечер поглаживал под столом мою коленку, что не ускользнуло от взора Эмми.
Я старалась не думать о том, что она сказала, когда мы катались верхом, – что, если я планирую двигаться дальше, не надо обращаться с Уэстом, словно с конечной точкой маршрута. Я понимала, о чем она – не понимала лишь, как увидеть в Уэсте «временный вариант», когда ничего временного в нем нет.
Но это не отменяет того, что все это не продлится вечно.
От этой мысли в животе у меня что-то болезненно сжалось, и я отложила вилку. Все вокруг весело болтали, никто ничего не заметил – кроме Уэста.
Он всегда замечал.
– Ты как, нормально? – прошептал он.
Я кивнула и сверкнула самой беззаботной своей улыбкой. Уэст явно не поверил, но не стал настаивать – только ободряюще сжал мне ногу под столом.
Ужин растянулся до заката. Небеса пылали оранжевым, розовым, пурпурным огнем. В последние несколько месяцев мне довелось видеть немало вайомингских закатов – и, кажется, каждый был еще красивее предыдущего.
После ужина Уэст, Брукс и Густ убрали со стола и вернулись с одеялами и припасами для сморсов.
Все мы расселись на складных стульях вокруг костра.
– Ну, как тебе твой первый День Райдеров? – спросил Уэст, укутывая меня пледом.
«Первый День Райдеров», сказал он. Словно будут и другие. И сердце у меня подпрыгнуло, а затем тяжело ухнуло вниз.
– Кажется, я полюбила этот праздник, – ответила я.
Уэст смотрел на меня, как я на закат; хотелось бежать, скрыться от этого взгляда. Слишком много в нем было… чувств. И в Уэсте, и во мне.
Я отвернулась и достала пастилку из пакета, который протянула мне Тедди. Под треск огня Хэнк начал перебирать струны гитары. С мастерством профессионального музыканта он заиграл мелодию, прекрасную, задумчивую и печальную.
Я слушала, и казалось, что эта мелодия обнимает меня со всех сторон.
– Что это за песня? – спросила я у Уэста, который поджаривал на огне свою пастилку.
– «Позволь называть тебя “милой”», – не раздумывая, ответил он.
У меня сжалось сердце. Уэст просто ответил на вопрос – но ясно было, что эти слова о чем-то большем.
Он весь – о чем-то большем.
И это место, эта семья – все они о чем-то большем. В этот миг я почти видела, о чем – видела желанное для меня будущее. Будущее, где сижу у костра рядом с Уэстом, окруженная людьми, которые кажутся уже почти родными…
Как я тосковала об этом будущем, не привязанном к прошлому!
К прошлому, заставившему меня бежать, и бежать, и бежать, лишь бы не чувствовать себя в капкане – бежать, даже когда бегство оставляет ссадины на сердце и сквозняк на душе.
Вдруг я поняла, что ни минуты больше здесь не выдержу.
– Я… мне что-то нехорошо, – прошептала я Уэсту. – Пойду прилягу.
– Точно ничего страшного? Может, мне пойти с тобой? – спросил он.
– Нет-нет, – ответила я, – ничего такого, просто надо отдохнуть.
Я встала. Было то же чувство, что тогда на тропе с Эмми – словно голова до краев наполнена водой и в любой момент может пролиться.
– Уже на боковую? – спросила Тедди. – Да ведь еще даже Эгги и Дасти не приехали!
Я кивнула.
– Мне что-то нехорошо, – повторила я. И добавила: – Спасибо, что позволили мне поучаствовать в вашем празднике. Это было чудесно!
Чистая правда – вот только ни одно чудо не длится вечно.
Я пошла к дверям, держась изо всех сил, чтобы никто не заметил, что со мной что-то неладно.
– Если тебе что-нибудь понадобится, скажи! – крикнула Эмми мне вслед.
Я не ответила. Просто шла дальше. Не останавливалась, пока не оказалась у себя и не захлопнула за собой дверь.
Здесь прислонилась спиной к двери, бессильно сползла на пол, подняла глаза… и тут обнаружила, что вместо своей спальни спряталась в спальне у Уэста.
Оставаться здесь было нельзя, так что я со вздохом поднялась на ноги. Уже готова была открыть дверь и идти к себе, как вдруг мое внимание привлек блокнот Уэста, брошенный на кровать. Кожаная обложка была мне знакома. Это его альбом для рисования.
Не знаю, что заставило меня пересечь комнату и взять блокнот в руки и тем более – его открыть. Любопытство, должно быть. Или то, что я привыкла тянуться к Уэсту за утешением – но самого его здесь не было.
Так или иначе, я его открыла. На случайной странице, ближе к середине. Никогда до сих пор я не разглядывала рисунки Уэста, видела их только мельком, так что не знала, чего ожидать. Но, взглянув на рисунок, сразу же подумала: он прекрасен.
Разумеется, так оно и было.
Страницу украшало сложное переплетение роз, шипов и листьев. Почти абстрактный узор – но растения реалистичные, с проработанными контурами и четкими тенями. Стиль показался мне знакомым, вот только я не могла вспомнить, где такое видела.
Перевернув страницу, обнаружила очень похожий рисунок, только в цвете – с пылающими розами, алыми, как кровь.
Листая страницу за страницей, везде видела розы, листья и шипы. Снова, снова и снова.
И каждая страница казалась очень знакомой, словно я все это уже где-то встречала, и много раз. Но только добравшись до рисунка, на котором розы, листья и шипы обвивали человеческое плечо, вдруг поняла, откуда их знаю.
Эти розы, эти шипы я каждый день вижу в зеркале.
В этот миг открылась дверь – и я застыла на месте.
Не обернулась, чтобы на него взглянуть. Даже не закрыла блокнот. Просто стояла, не сводя глаз с рисунка.
Дверь со щелчком закрылась, а через несколько мгновений Уэст уже стоял позади меня, так близко, что я чувствовала его дыхание. Все мои
