имея сил что-то придумывать и изворачиваться.
Двойник поставил миску на пол и внимательно посмотрел ему в глаза. Спросил вполне серьезно:
– За пером? И зачем же оно тебе вдруг понадобилось?
– Мне… не нравится твоя идея с потопом.
Двойник приподнял брови, что, скорее всего, выражало высшую степень изумления.
– Моя идея?
В голове у Титуса вот-вот должен был взорваться вулкан. Он прикрыл глаза, пытаясь собраться с мыслями. Но вулкан искрил, и подожженные искрами мысли сгорали еще до того, как Титус успевал поймать их. Так прошло несколько минут. Потом Титус услышал, как двойник встал, раздалось журчание воды. Вслед за тем сетка, которой Титус был связан, натянулась и тут же ослабла. Он напрягся, открыл глаза. Двойник стоял рядом с металлическим кубком и кинжалом. Руки наследника были теперь свободны.
– На, выпей.
Половину воды наследник выпил, половину вылил на голову, чтобы притушить извержение. Кажется, даже услышал, как вулкан шипит в ответ. С мыслями сразу стало лучше.
– Ты… чувствовал себя… обиженным. Потому решил начать все заново…
Двойник вернулся к винограду, вылавливая из миски по одной зеленой ягоде и пристально рассматривая их перед тем, как отправить себе в рот.
– Мне в самом деле очень не нравилось все, что ты придумал. И быть вторым всегда сложнее. Не буду отрицать, идея развернуть события обратно, к их началу, посещала меня. Но…
Взгляд Титуса, подобно хронометру, измерял частоту, с которой двойник расправляется с ягодами. Отрезки времени совпадали до секунды. Двойник ел виноград, будто машина. Титуса осенило – на самом деле за размеренностью движений прячется страх, сильный, глубокий, уже давно пропитавший насквозь вот эти самые шторы на окнах и вообще все вокруг.
– Ты опасался, с тобой может тоже что-то случиться, раз ты был придуман мной?
– Да. И еще я помнил о том, кто привез тебя сюда и дал тебе Волшебное перо. Того, кто был настоящим хозяином всего вокруг.
– И что же ты решил?
Двойник встал со стула, как-то неуверенно обошел вокруг него, остановившись неподалеку от стола. Потом покопался в одной из многочисленных папок и извлек из нее листок.
– Написал вот это.
Почерк почти не отличался от почерка Титуса – может, только чуть сильнее кренился вправо, вытянутые вверх буквы походили на парусные яхты, идущие скопом под сильным ветром.
Манифест
Никто не спрашивает у нас разрешения, когда мы приходим в этот мир. Хочется ли нам попадать в то место, о котором мы ничего не знаем? Даже очутившись здесь, мы можем начать задавать вопросы только через много лет. И никто не обещает ответов. Некоторые не могут найти их до конца жизни и годами чувствуют, что приходили сюда зря.
Здесь есть изначальная несправедливость, которую возможно исправить только одним способом – раз уж мы очутились тут, изменить этот мир так, как нам кажется это необходимым. Подчинить своим нуждам и требованиям живую и неживую природу вокруг. Сделать четкий план по поводу необходимых преобразований. Человек должен стать единственным распорядителем того мира, который создал непонятно кто и куда его отправили без всякого на то согласия. Каждый угол планеты, каждый кусок земли должен быть изменен и переделан в соответствии с волей этого единственного хозяина и управителя, чтобы вызывать чувство внутреннего согласия с фактом собственного бытия. Да будет так.
Титус, наследник Сан-Маринский
– Думаешь, это… связано с потопом?
Двойник аккуратно, двумя вытянутыми пальцами, забрал листок у Титуса, задумчиво свернул его в трубку.
– Не знаю. Бумаге этой почти три года, а уровень моря начал подниматься совсем недавно. Наверняка известно лишь одно – едва я написал это, перо утратило свои чудесные свойства.
Титус даже не понял сразу, о чем речь.
– Какие свойства?
– Стало самым обычным пером. Я храню его как память о тех сказочных временах, когда за пять минут можно было наполнить подвал замка золотыми слитками или построить новый порт на побережье… Но, как ты мог догадаться, я получил кое-что взамен. Обрел с тех самых пор способность придумывать могущественные машины, которые меняют всю нашу жизнь. Если удастся пережить потоп, я в самом деле выстрою совсем другой мир.
Титус окаменел, не в силах двинуть ни единой частью тела. Он словно очутился вдруг внутри туннеля без начала и конца, откуда невозможно выбраться. Оставалась только одна надежда.
– Я тебе не верю.
Двойник вздохнул, пододвинул стул к столу, снова вытащил из-за пояса кинжал.
– Давай, вспомни старые добрые времена. Надеюсь, тебе будет не очень больно почувствовать разницу.
Остатки сетки были разрезаны – теперь Титус оказался полностью свободен. Сам до конца не понимая, что именно и зачем он делает, наследник поднялся на затекшие ноги и уселся за стол. Занес руку, чтобы взять перо, но она зависла на полпути, как будто другая, невидимая рука остановила ее и сейчас они боролись в воздухе. Притом Титус не обращал никакого внимания на эти две борющиеся руки, он целиком сосредоточился на том, чтобы изучить глазами перо в наимельчайших деталях, провести тщательную экспертизу, дабы определить его подлинность. Да, без сомнения, перед ним лежало сейчас то самое перо, которое когда-то вручил свежеиспеченному наследнику Архивариус. Слегка распушенное у основания и чуть-чуть надломленное у кончика. Но – внезапно понял Титус – перо было мертвым. От него не исходило никаких волн и вибраций. Вся сила и энергия ушла, оно ничего больше не хотело от наследника.
– Да, ты прав.
Он перестал бороться с невидимой рукой и вскочил из-за стола, как будто убегая со всех ног от большого соблазна или разочарования. Весь их заговор казался теперь воспоминанием о какой-то чудовищной глупости, которую совершил в детстве, и, хотя с тех пор прошел не один десяток лет, возвращаться к ней мыслями все равно неудобно и стеснительно. Сожаление об этой глупости было таким жгучим, что Титуса совсем не волновали иные насущные вопросы – к примеру, как поступит с ним двойник и что вообще случится дальше.
Внезапно двойник спросил сам:
– Архивариус в пьесе – твоя идея?
– Да, – просто ответил Титус, не способный даже подумать о том, зачем его спрашивают и стоит ли сознаваться.
– Получилось неплохо. Я почти поверил в счастливый конец.
– Что?
– Уже несколько недель я пытаюсь его разыскать. Он по-прежнему жил в замке после того, как ты… ушел. Просто жил. Ни разу не пытался поговорить со мной – а я с ним. Исчез, как только перо потеряло свою силу. Вместе с библиотекой. Теперь там вместо входа просто стена. Когда я приказал ее пробить, оказалось, что за ней
