вам наверняка хотелось бы похоронить его самой.
– Похоронить моего сына? – У меня подгибаются колени, и я опираюсь на ближайший стул.
Солдаты возвращаются, генерал надевает шлем.
– Вероятно, мне неуместно сказать, что я наслаждался временем, когда был вашим гостем, – говорит он.
– Хорошие манеры никогда не бывают неуместными, – возражаю я.
Генерал кивает и выходит вместе с подчиненными из дома.
Возвращается Анри.
– Вам лучше не заходить туда, мадам. Он слишком болен, мы не должны потерять и вас.
В горле вырастает комок, я проглатываю его.
– Луи пробьется и вернется к нам, Анри. С двухлетнего возраста он настаивал, чтобы все было так, как он хочет, невзирая на последствия. Из всех людей, кого я знаю, у него самая сильная воля.
* * *
Но Луи несколько дней отказывается от пищи и воды и страшно кричит. Феликс единственный, кого он не прогоняет. Свернув клубком длинное тело, кот лежит на животе у Луи и мурлычет. Луи мечется, ворочается, погруженный в туман кошмаров, хватается за голову, стонет, орет на демонов, видимых только ему. Я мучительно ищу способы добраться до его сознания. Он должен вспомнить, кто он, и снова вернуться к нам.
Страдая от беспомощности, я готовлю рагу по-провански. Луи очень любил его в детстве. Ивонна удивляется, увидев меня на кухне, и помогает мне. Сначала мы варим куриный бульон на костях с овощами и горсткой прованских трав. Потом я тушу на оливковом масле куриные ножки с луком, подмешиваю каплю дижонской горчицы и добавляю все это в бульон вместе с морковкой, картошкой и сельдереем. Затем рагу тушится до тех пор, пока его аромату уже невозможно противостоять. Под конец я лью в рагу немного шампанского – для оживления вкуса.
Мы входим к Луи. Феликс глядит на нас золотыми в крапинках глазами. Луи перестает стонать, когда чувствует запах рагу; у него подрагивают ноздри. Но он даже не пытается есть сам, поэтому Ивонна садится на кровать и кормит его ложечка за ложечкой.
Феликс соскакивает с кровати и бежит по коридору на кухню. Я знаю, чего он хочет, и наполняю его мисочку куриным рагу – плата за заботу о моем сыне.
После этого Ивонна готовит рагу каждый день и подает с ним вместе свежие багеты и домашнее сливочное масло. Перед тем как зайти в комнату Луи, она снимает чепец и причесывает волосы перед круглым зеркалом в коридоре.
Каждый день она задерживается чуть дольше, и вскоре я слышу, как они разговаривают и смеются. Любовь – сильнодействующее лекарство.
Часть IV
(1872–1878)
Я хотела, чтобы это место было сродни открытой книге, обращенной к миру и времени.
Оставьте в нем свой след, как я оставила свой для будущих поколений.
Жанна Александрин Поммери
32
Ночью все кошки серы
1872 год. В холодный январский день мы поднимаемся на Бют-Сен-Никез, чтобы показать Адольфу Юбине крайеры, хотя ветер хлещет в лица мокрым снегом. Конечно, бобровая шуба более-менее способна его согреть, но вот бархатные панталоны уж точно были бы уместнее для лондонской оперы, а не для прогулки по заснеженному склону.
– Так это городская свалка? – спрашивает он.
– Была раньше городской свалкой, – заверяю я его. – Мы все расчистили и убрали. Теперь это наша собственность.
Патентные кожаные ботинки Юбине скользят по льду, припорошенному снегом. Луи и Анри поддерживают его под руки.
Юбине глядит на них, блестящие волосы падают на плечи.
– О небо! Боги-близнецы сошли на бренную землю, чтобы спасти меня от опасности. – Он поворачивается к Анри. – Вы женаты? Все лучшие мужчины в нашем мире женаты. – Смеющиеся глаза Юбине делают почти красивым его длинное, лошадиное лицо. Последнее десятилетие, проведенное в Лондоне, усилило его юмор, веселый настрой и щегольство. Еще одна причина, почему выросли продажи у «Поммери».
– Зачем мы потащились на холм в такую погоду? – спрашивает Луи.
– Скоро увидишь, – сдержанно отвечаю я, не желая портить сюрприз. – Визит месье Юбине – превосходный повод для того, чтобы сделать объявление.
По моим расчетам, занавес должен вот-вот подняться, и мне нужна вся их поддержка для грядущего успеха.
Особенно важно мнение Анри. За этот последний год я стала ценить его еще больше. Теперь он живет в моем доме, вечерами мы играем в салоне в пикет или белот. Я подозреваю, что иногда он позволяет мне выигрывать. У нас вошло в привычку открывать бутылку шампанского наших конкурентов и нещадно критиковать его ради собственного виноватого удовольствия. По воскресеньям мы посещаем городскую художественную выставку или Музей изящных искусств. Я восхищаюсь невероятной любознательностью Анри – он всегда изучает шампанское и искусство, искусство и шампанское. То и другое отражают его индивидуальность.
Юбине хмуро глядит на свои патентные ботинки, теперь грязные и промокшие.
– Ой-ой, дорога-то неблизкая? Неужели вы не могли подыскать ничего ближе для хранения вашего шампанского? – Он дышит на ухоженные ногти; его пальцы покраснели от холода.
– Вы еще не видели самого плохого, – мрачно говорит Луи, поднимая ветку бука, маскирующую вход.
Я спускаюсь по крутой лестнице, за мной идут Юбине, Анри и Луи самый последний.
– Уофф. – Юбине ударяется головой о низкий свод коридора и наклоняется сильнее.
– Я забыла, что вы высокий, – говорю я.
Он потирает ушибленное место.
– Может, я подожду вас здесь? Я не очень люблю темноту, если это не театр или будуар. – Он смеется.
– Пожалуйста, месье, – говорю я. – Мне не терпится услышать ваше мнение о новых крайерах. Вы всегда были моим арбитром стиля.
Анри сжимает мне плечо.
– Мадам, вероятно, месье Юбине стоит пойти с вами и дальше.
– Совершенно верно, Анри. – Я беру Юбине под руку. – Я поддержу вас.
– Ой-ой. Ой-ой. – Он осторожно спускается вниз. – Похоже, мы спускаемся в рудник к гномам. – Юбине надувает щеки. – Сколько еще ступенек осталось?
– Сто шестнадцать, – отвечает Луи. – Глубина тридцать метров.
Коридор сужается, и Юбине все крепче сжимает мне руку.
– Ой-ой. Ой-ой. – Он пыхтит и часто дышит.
– Все в порядке, месье Юбине? – спрашиваю я.
Его голос взмывает вверх на октаву.
– Игнорируйте это, говорит мой доктор. Выбросьте из головы. Он называет это клаустрофобией – когда кто-то боится тесного пространства. У меня так было всю жизнь, а они обнаружили это только сейчас. Доктор говорит, что самое простое решение – не бывать в тесном пространстве, так что никаких узких коридоров, каморок или низких потолков. Терпеть не могу низкие потолки. Всячески избегаю крошечные кабинки кэбов. – Юбине поворачивается и хочет сбежать.
Анри спокойно берет его под