пятое января семнадцатого? Это же больше года!
Истомин с некоторым удивлением посмотрел на ротмистра:
— Значит, ровно столько потребовалось времени, чтобы вывести Лимке за границу! Чтобы он определился со швейцарским банком, чтобы графиня доставила доверенности на анонимные вклады, чтобы эти доверенности оказались в Германии и было проведено тайное изъятие ценностей из Имперского банка… И мало ли чего еще необходимо было сделать, черт возьми! Причем тайно, чтобы это не стало достоянием Вильгельма и мировой общественности!
Истомин отвел взгляд.
— А вот в этом как раз и произошел прокол! Судя по дальнейшим событиям, планы предстоящей в Цюрихе встречи были обеими сторонами раскрыты. По крайней мере агентам Николаи стала известна дата встречи, чем германский император не преминул воспользоваться — и для очернения Романовых в глазах союзников, и для разоблачения предательства в своем тылу. О том, в конце концов, ясно свидетельствовал германский дипломат в беседе со швейцарским редактором!
Несколько минут он глядел себе под ноги.
— А вот кое-кому из тех русских, кто желал свалить государыню Александру Федоровну, похоже, стало известно все! И кто из русских должен встречаться с германским визави, и когда, и суть всей заварившейся каши! И вероятно, от того, кто участвовал в подготовке задуманного, но был обижен недоверием русской царицы. Хотя бы от того же министра Двора Фредерикса… Но как было публично разоблачить августейшую, как обвинить ее, тем самым, в тайном сговоре с немецкой родней и не навлечь подозрений на готовящегося претендента на престол великого князя Николая Николаевича? Этого они не знали, пока не явились вы собственной персоной!
Листок вздрогнул:
— Не считаете же вы, что…
— Да, Алексей Николаевич, считаю! — оборвал его Истомин. — Внезапно появились вы — герой, грудью защитивший государя императора, готовый служить ему верой и правдой, имеющий опыт работы в Корпусе жандармов и контрразведке! Вы оказались свалившейся на голову манной небесной! Человеком, который, исходя из высокого чувства долга перед его императорским величеством, невольно разоблачит и государыню, и всю венценосную семью! Необходимо лишь устроить таким образом, чтобы вы встретились в Могилеве и с будущей графиней, и с уже вошедшим в свою роль Лимке! Чтобы вы непременно узнали их в Цюрихе и через них вышли на гессенского эмиссара!
— Но это невозможно! — чувствуя, что земля уходит из под его ног, прошептал Листок.
— Оказалось — возможно, милейший Алексей Николаевич! Это я понял все из того же составленного вами отчета. Вас представили великому князю Николаю Николаевичу и получили его «добро» на ваше участие в той опасной миссии, которая ему самому ничем не грозила. Вас торопили, поскольку императрица с дочерьми уже направлялась в Ставку, вас намеренно усадили в одно купе с Чернышовым-Лимке, чтобы вы успели с ним познакомиться, специально поселили в Могилеве в той же гостинице «Метрополь», где проживала и Маргарита Лакомб — вскоре ставшая графиней Венденской, ловко организовали случайную встречу с ней… Наконец, вам устроили аудиенцию с венценосной семьей в надежде, что заметите на груди государыни родовой «эдельвейс» — надетый в тот день по подсказке министра Двора — и он поможет вам вычислить эмиссаров! И дорога во Францию вам была уготована через штаб Юго-Западного фронта. И даже то, что вам надлежало выехать в Цюрих как реально воевавшему на французском фронте офицеру — раненному и под своей фамилией — все это также было устроено намеренно. В надежде, что сразу станете объектом внимания и гессенцев, и германских агентов! И как представлялось вашим тайным кураторам, это должно было заставить вас сразу попасть в гущу событий!
Истомин неожиданно откинулся на спинку скамейки и, словно желая сказать что-то особо важное, сжал пальцы рук.
— Именно все так и случилось… По крайней мере и гессенский полковник Отто Шлик, и его подчиненная Лотта Баккер — о которой мы практически ничего не знаем — сразу предположили, что вы и есть тот русский, с которым им предстояло иметь дело. И заметьте, именно эта шпионка — со стороны гессенцев, и компаньонка графини Венденской — со стороны русских, — обе эти профессионалки и должны были сопровождать Лимке при получении им ценного груза…
Листок с изумлением уставился на Истомина.
— Да, Алексей Николаевич, так все и планировалось… Вы оттого в немалой степени и вызвали подозрение у герра Шлика, что явились не в полном составе… Вероятно, ему не было известно, что Анастасия Сергеева, компаньонка, была уже схвачена агентами Николаи. Только пребывать до поры до времени она должна была при графине, дабы не компрометировать господина Лимке…
Истомин помолчал, что-то обдумывая, и когда заговорил — задумчиво, глядя в одну точку, — казалось, что теперь он лишь озвучивает то, о чем размышлял:
— … Когда же вы ступили на французскую землю, все остальное уже организовывал я — по приказу, не вполне понимая вашей роли… Росляков, «Часовщик», портье, наконец, ваша служба в бригаде Лохвицкого… Только второе ранение не было запланировано — это случайность, хотя вполне соответствующая легенде… И в цюрихский банк посылал не я — так было приказано. И вероятно, обоснованно — им надо было понять, с каким банком имел дело Лимке. Да и гессенцев с агентами Николаи надо было убедить, что вы есть тот, за кого они вас принимают… Так что появление в банке Баккер, как вы указали в отчете, было далеко не случайным…
Он как-то нехорошо вздохнул:
— А дальше произошло то, что произошло. Вам удалось раскрыть тайну встречи эмиссаров, предотвратить ее, сорвать планы русских заговорщиков и императора Вильгельма по дискредитации доброго имени его и ее величеств и — слава богу! — вернуться живым и невредимым. Плохо одно — для всех вышеперечисленных вы теперь и непосредственный виновник их провала, и опасный свидетель их тайных деяний. Конечно, отрекшемуся Николаю и Александре Федоровне теперь не до вас — успеть бы вовремя эмигрировать с венценосными детками к британскому «брату» Георгу. Конечно же, у Эрнста Гессенского руки для мщения коротки. Но вот агентов Николаи — здесь в Париже, и сподвижников великого князя Николая Николаевича — в России, вам стоит поостеречься… Потому-то и обязан был вас предупредить, потому-то и не желаю, чтобы вас видели в Русской миссии…
Он смолк, и несколько минут они сидели в молчании, прислушиваясь к легким всплескам спокойного течения Сены. Последние слова полковника медленно приобретали в сознании ротмистра свой истинный зловещий смысл и все более и более вызывали какой-то внутренний, еще неясный протест.
— В это
