которые главным образом и тратят все эти деньги, пополнят ряды любителей кофе. По прогнозам, в период 1990–2010 годов возрастная категория от 45 лет и выше будет расти на 225 % быстрее, чем население в целом.
Крис Уилл, представлявший Альянс защитников тропических лесов, поведал аудитории, что проблема решается проще простого: «Нужно убедить людей пить больше кофе и притом хорошего, то есть получившего сертификат экологичности. Выиграют птицы. Выиграют пчелы. И все мы выиграем тоже». Дело было за малым – договориться о принципах маркировки и рекламы «дружественного» продукта. Однако выяснилось, что это труднее всего. Торговцы «экологией» не находили общего языка с торговцами «праведностью». Альянс защиты тропических лесов желал маркировать кофе своим знаком «Есо-ОК», а представители Международной организации защиты окружающей среды предлагали несколько иные критерии. Не дождавшись консенсуса, Пол Катцефф ввел собственный сертификат качества на «затененную» разновидность – «Thanksgiving Coffee».
Впрочем, если бы даже они сумели договориться о единой маркировке «дружественного» кофе, оставалось непонятным, какое затенение считать нормативным. В «Сельва негра» я взобрался на гору и нашел заброшенную кофейную рощицу; вокруг нее поднялись мощные фикусовые деревья. Это был вторичный лес, но выглядел он как совершенно дикий. В плотной тени, сквозь которую едва пробивалось солнце, я с трудом разглядел тоненькие кофейные деревца со скудными ягодками. А на ферме «Ла Минита» коротко и единообразно обрезанные деревья «поро» давали минимум тени и пристанища для птиц. Громкий щебет я начинал слышать только тогда, когда выходил из посадок в сохранившийся островок настоящего леса. Наконец, дискуссия о «затененном» кофе ограничилась только Латинской Америкой. Речь не шла об Африке и Азии, равно как и о тех районах, где облачный и дождливый климат делал затенение ненужным.
Голландец Берт Бекман, основатель Max Havelaar, дал собравшимся на конференции любителям птиц и кофе, наверное, самый дельный совет: создайте единый, стандартизованный, узнаваемый продукт высокого качества, не тащите одеяло каждый на себя. Сделайте ваш кофе реально доступным по нормальным рыночным ценам за счет создания совместных предприятий с крупными кофейными фирмами. Избегайте самовосхваления, борьбы за сферы влияния и вообще любых своекорыстных действий. Разработайте простую, понятную программу и распространяйте ее через церковные организации и неангажированную прессу. Начните интенсивную пробную кампанию на региональном рынке, а затем расширяйте.
К сожалению, этому совету мало кто внял. Правда, Американская ассоциация спешиалти-кофе включила в свою программу упоминание о «приемлемом» выращивании кофе, а созданная при ней специальная группа разработала критерии «приемлемости»: минимальное использование химикатов, максимальное сохранение среды, поддержание разнообразия видов и тому подобные замечательные требования. Однако при отсутствии общей политики оказалось фактически невозможно применить единые принципы на деле. Если покупатель желает сертифицированного «экологичного» кофе, он, конечно, может купить его, но у мелких, не связанных друг с другом фирм. При всем этом «дружественный птицам» продукт составляет ныне 1 % элитного кофейного сектора98.
Глава тридцать пятая
Чиапас, Конго, Руанда, Гаити, Колумбия… Производители кофе по-прежнему нищенствуют
На Смитсоновской конференции я принимал участие в рабочей группе, в которую входили фермеры из Центральной Америки и представители элитного кофейного сектора США. Один фермер задал вопрос, повергший аудиторию в тревожное ожидание: «В США наш кофе продают по 8–10 долларов за фунт, а мы получаем чуть больше доллара. Как такое возможно?» Мои соотечественники разнообразными репликами выразили сочувствие, но по существу на вопрос так никто и не ответил. Тогда я со всей прямотой спросил, какова структура наращивания стоимости между плантацией и чашкой готового напитка. Ответом было молчание.
Только потом один ростер разъяснил мне суть дела. Предположим, он платит за фунт зеленого колумбийского «супремо» 1,30 доллара (причем цена может заметно колебаться), плюс 11 центов за перевоз, складирование, погрузку и разгрузку. В 31 цент обходится потеря 18 % веса во время обжарки, 12 центов на фунт стоит топливо, 25 центов – ручная упаковка в 5-фунтовый пакет с клапаном для оптовой рассылки и еще 30 центов – сама рассылка. Итого 2,39 доллара. Добавим 2,15 доллара на накладные расходы ростера и дистрибьютора (они включают в себя все: оплату кредитов, комиссионных сборов, ремонта, уборки мусора и так далее). Добавим 24 цента прибыли (около 5 %) – таким образом, фунт обойдется розничному торговцу 4,78 доллара. В зависимости от объема торговли, арендной платы и прочих накладных расходов этот последний должен просить за фунт от 8 до 10 долларов, чтобы получить разумную прибыль.
Если кофе делает еще один шаг – в кафетерий, то зерна по 4,78 доллара за фунт превращаются в 1 доллар за чашку черного кофе или 2 доллара за капучино и латте. И если из фунта выходит 40 стандартных чашек, то в виде готового напитка он стоит уже внушительные 40–80 долларов (если не вычитать стоимость приготовления, молока, сахара и прочего). Но владельцы кафе и подобных заведений платят астрономическую аренду и позволяют посетителям вволю посидеть за единственной чашкой кофе99.
Выходит, высокие розничные цены оправданны – во всяком случае, в условиях американской экономики и нашего стиля жизни. Но все же это обстоятельство никак не отменяет вопиющей диспропорции между благополучием США и бедностью стран-производителей из Центральной Америки и других регионов. На ее фоне все разговоры о бедствиях перелетных птиц показались некоторым участникам конференции откровенным ханжеством. «Если люди богатой страны, где национальным недугом считается излишний вес, желают спасать своих птиц или леса, – что ж, на здоровье», – заявил панамский фермер Прайс Питерсон, с которым я познакомился на конференции. Но в его стране, где годовой доход на душу населения не превышает 1500 долларов, нет такой возможности заботиться об окружающей среде. «Если ты голоден, ты будешь добывать птиц на пропитание, – где уж тут их охранять. Если у тебя нет крова, а в Панаме никто не заботится о бездомных, – и деревья ты срубишь, чтобы построить дом. А на что лучшее они еще годятся?»
На той же конференции докладчик из Мексики пожаловался: «Люди, производящие кофе и, значит, деньги для страны, живут в нищете… Кофейные регионы – пороховая бочка, готовая взорваться». Докладчик имел в виду прежде всего Мексику, но довольно убедительно обрисовал положение в других районах мира.
Действительно, в последние годы печальные новости с удручающей регулярностью приходили из одних и тех же стран. Для людей, знакомых с кофейной историей, это было очередное «дежа вю»100.
В Руанде в 1994 году хуту убили почти миллион тутси, которые не замедлили вернуть долг. Насилие перекинулось в Бурунди.
На родине кофе, в Эфиопии, в 1991 году был свергнут ненавистный правитель Менгисту Хайле Мариам, долгое время опиравшийся на советскую поддержку. Однако новый президент Мелес Зенави повел политику этнической дискриминации и репрессий против критиков.
В Кении коррумпированный президент Даниэль Арап Мои спокойно наблюдал, как у народности кикуйю отбирают фермы.
