чья это была идея, но они раскололи камень кувалдой. Прежде чем осколки увезли, появились члены семьи Цянь.
Все это рассказал Татьяне бывший сотрудник деревенского правления, пожелавший остаться анонимным. По его мнению, вся земельная реформа была большой ошибкой.
Однако Татьяна засняла и другого служащего, действующего, который высказался так:
«Удаление могил – часть земельной реформы. Это политика государства. Не надо жаловаться, что могильный камень раскололи на три части. Другие могилы заливали цементом – некоторые даже взрывали динамитом! Это коснулось даже людей с куда более высоким социальным статусом и престижем, чем ваша семья».
Тем не менее семье Цянь тяжело было это принять. Разрушение и перенос могил шли вразрез с традиционной культурой. Как можно раскопать старое захоронение – это же оскорбление духов предков! Еще хуже разрушать памятники. Обычно в Китае любая политика основывалась на традициях. Если бы кто-нибудь объяснил, чем вызваны такие преобразования, причем в дружелюбных и понимающих выражениях, может, они бы и смирились.
Однако политика проводилась насильственно и вызвала значительное недовольство. В семье Цянь разрушение памятника восприняли как «полет птицы, прерванный стрелой». Служащий самого низкого уровня прислал им типовое уведомление. Однако этот документ не произвел на них впечатления – старые традиции довлели над ними гораздо сильнее. «Постарайтесь видеть картину в целом», – твердили власти, отвергавшие все требования и просьбы.
Сериал про Цянь Сюлин стал популярным как в Китае, так и за рубежом. Представители деревенского магистрата посетили Цянь Сюлин у нее дома, в Бельгии. Недавнее происшествие они ничем не могли оправдать. Кто-то сваливал все на деревенских каменщиков. При оплате в сорок юаней в день они не могли таскать такие тяжелые камни. Поэтому и раскололи его на части. Человек, с которым я говорил (он пожелал остаться анонимным), утверждал, что старые фермеры в действительности прекрасно понимали значение семьи Цянь. Деревенские старики блюли традиции – они ни за что не разрушили бы мемориала.
С первого момента, как Татьяна вступила на китайскую землю, и в особенности в родном городе бабушки у нее сложилось очень хорошее впечатление о Китае. Ей понравилось дружелюбие китайцев, их культура и чудесные виды, которыми невозможно насладиться сполна. Ее захватил неведомый доселе восторг. Только разрушение семейной могилы и мнение представителя властей, которого она интервьюировала, подорвали это впечатление, вызвав острую ярость. Китай был незабываем, но ее чувства к нему оказались противоречивыми.
Вот почему в своем фильме она задавала вопрос: «Моя бабушка – герой?» По ее мнению, люди и вещи в истории не остаются. О них забывают.
Она поняла, что хотела сказать своим фильмом людям: ее бабушка Цянь Сюлин в действительности не была героиней мирового значения. Она была просто добрым и порядочным человеком. Пока другие обсуждали ее подвиг, она предпочла как можно скорей о нем забыть. Она никогда не хотела, чтобы ее связывали с прошлым или ставили на пьедестал, раздувая значение ее поступков.
Она искренне просила, чтобы ее забыли и не запечатлевали ее имени в камне.
«Происшествие с могилой» хранили в секрете от Цянь Сюлин. Все в семье Цянь придерживались молчаливого соглашения о том, что ей, престарелой и со слабым сердцем, лучше о нем не знать.
Однако в фильме Татьяны сохранились кадры с шокирующим зрелищем разоренного памятника и объяснениями официального лица, уверенного в своей правоте. Этого фильма ее бабушка не видела. Однако как-то раз ей попался на глаза небольшой фрагмент. Потрясенная, она смотрела, как потомки семьи Цянь курят благовония и возлагают приношения на руинах памятника, а потом грустно удаляются прочь.
Очень, очень долго она не говорила ни слова, а потом, все так же молча, смахнула слезу.
Из комода она достала флакон с землей, которую зачерпнула когда-то с могилы. По крайней мере, его у нее не могли отнять.
С начала и до конца она никак не комментировала тот инцидент.
В 90 лет ее здоровье начало быстро ухудшаться.
Она занималась тайцзи, пела, гуляла пешком, болтала с внуками. Ей нравилось рассматривать старые фотографии. За каждой из них стояла целая история. Когда она начинала рассказывать эти истории, слушателям казалось, что она переносится в дом своего детства, где по-прежнему посвистывает прялка ее матери.
Сотрудники китайского посольства следили за ее судьбой и часто ее навещали. В один из дней рождения ей прислали из посольства большой букет цветов, торт и открытки с наилучшими пожеланиями.
Ей нравилось напевать старинную песенку:
Лети-лети, как птичка, лети,
Лети медленно, лети туда,
Куда я смотрю, подняв голову,
Лети, а потом возвращайся,
Медленно спускайся вниз.
Лети-лети, как птичка, лети.
Эта песня есть и в фильме Татьяны – ее поет Цянь Сюлин. Кто та легкая птичка, о которой говорится в стихах? Может, она сама? И она стремится улететь высоко в небо? Улететь Сюлин не могла, но сил петь про беззаботную птичку ей пока хватало. В эти редкие моменты сердце ее трепетало, словно легкие крылышки, порхающие в воздухе.
Потом неожиданно, в один день, дети отправили ее в дом престарелых в пригороде Брюсселя. До нас дошли разговоры о том, что между детьми возникли споры о наследстве «дяди Си». Они продали ее апартаменты. Правда, подтвердить или опровергнуть эти сведения нельзя. С тех пор у нее редко бывали посетители, а состояние здоровья продолжало ухудшаться. Один из внучатых племянников временами привозил ей маленькие вонтоны. Она по-прежнему очень их любила.
Однажды в субботу внучатая племянница Цянь Сюлин, Цянь Тонгхи, приехала из Франции, где училась, чтобы навестить тетку в доме престарелых на бульваре Отон в пригороде Брюсселя:
«Она сидела спиной к двери в желтом кресле с высокой спинкой и подлокотниками, которые не давали ей упасть. Ни разу за свои двадцать лет жизни я не видела никого столь же одинокого.
Визит явственно доставил старой даме удовольствие. Она была в фиолетовой блузке с цветочным узором, седые волосы тщательно причесаны. Цянь Сюлин сильно похудела, но все еще выглядела привлекательной. Она улыбнулась мне. Это была самая теплая улыбка, которой меня когда-либо встречали. Мой дядя, который тоже пришел, как обычно, принес ей миску маленьких вонтонов, которые сам приготовил. Аппетит у нее оказался куда лучше, чем я думала.
Я увидела в ее комнате грифельную доску, на которой по-французски было написано: «Пожалуйста, приносите фрукты, и, если можно, маленькие вонтоны и иллюстрированные журналы».
На столике стояли фотографии родных в рамках, в том числе снимок, сделанный на церемонии вручения медали «Национальный герой».
На стенах висели портреты детей
