старые друзья.
Потом сажусь напротив них и расправляю юбки.
– Au santé. – Поднимаю бокал и гляжу в глаза каждому из моих гостей, и мы вместе пьем брют.
– Ги рассказал мне про ваше новшество – вы берете зрелый виноград, чтобы получить более интенсивный вкус и добавлять меньше сахара, – говорит маркиз. – Требуется смелость, чтобы переменить привычный способ изготовления шампанского, который в ходу почти двести лет. – Он делает еще глоток. – Как я понял, вы окончили школу в Соединенном Королевстве.
– Откуда вы знаете? – Я гляжу на одного, на другого. – Я уж точно не делилась этим фактом с Ги.
– Ваша милая дочь Луиза любезно поведала мне некоторые факты из вашей жизни, – говорит маркиз. – Я весьма впечатлен всем, что вы создали здесь.
Поставив бокал, я складываю руки на коленях.
– Мне хотелось бы узнать цель вашего визита.
Маркиз смотрит на Ги, а тот наклонился и гладит Феликса.
– Так что же? – спрашиваю я. – И где Луиза? Что-то случилось? С ней все в порядке? – Внезапно меня охватывает тревога. – Вы что-то недоговариваете?
Ги выпрямляется.
– Сначала, мадам Поммери, позвольте представиться. Я лорд Ги де Полиньяк. Месье Ги я бываю только в те недели, когда работаю сборщиком винограда.
– Так это ваш отец?
– Да, мадам, я отец Ги, – подтверждает маркиз. – И я никогда не одобрял его работу на виноградниках. Но он хотел узнать все, что только мог, про изготовление шампанского.
Так он дурачил нас?
– Вы лгали нам.
Он качает головой.
– Я хотел, чтобы со мной обращались, как со всеми работниками.
Я прижимаю пальцы ко лбу, вспоминая, как я обращалась с ним, но тут меня осеняет догадка. Я теперь знаю, зачем они пришли.
– Вас прислал Рейнар Вольф, не так ли? Но я не продаю винодельню «Поммери». Я трудилась двадцать лет, чтобы она стала такой, как сейчас, и не хочу останавливаться. – У меня колотится сердце, меня бросает в жар.
Ги крутит в пальцах бокал.
– Вообще-то, я действительно приобрел у месье Бомона тот виноградник, на котором работал.
– Значит, теперь вам нужна винодельня, но только не моя. – Я вскакиваю и невежливо показываю на дверь. – А теперь простите, но мне нужно работать.
– Мадам Поммери, – говорит маркиз, – пожалуйста, сядьте и дайте моему сыну возможность что-то сказать. Его предложение, возможно, окажется для вас не таким ужасным.
– Я предпочитаю выслушать его стоя. – Я скрещиваю руки на груди и, напрягшись, жду его «предложения» – слово-то само по себе неприятное.
Ги нерешительно начинает.
– Ваша дочь согласилась выйти за меня замуж.
У меня глупо открывается рот, и я тут же прикусываю язык; меня пронзает боль.
– Она знает, кто вы?
– Разве это имеет значение? – Он разводит руками. – При всем моем уважении, мадам Поммери, вы не жаловали меня в одежде крестьянина, а теперь я не нравлюсь вам как дворянин?
Я отворачиваюсь и смотрю на огонь.
– По моему жизненному опыту я знаю, что не стоит желать положения в жизни, которое не принадлежит тебе. – Схватив платочек, я вытираю глаза, чтобы они не выдали меня. – Что вам ответила Луиза?
– Что я должен спросить ее мать, – отвечает он со вздохом. – Вот я и пришел, чтобы нижайше просить у вас руки вашей дочери.
– Но ведь вы тогда увезете ее в ваш замок Кербастик, и я никогда ее не увижу, – говорю я, с ужасом замечая плаксивую нотку в моем голосе. – Она станет маркизой. – Все, о чем я мечтала в ее годы, но была отвергнута аристократами. Что если ее положение в жизни отразится на ней? Что если Ги потом пожалеет, что взял в жены девушку не из своего сословия?
– Я не могу оправдывать ложь, – говорю я. – Это противоречит всему, что я ценю в жизни.
– Мой сын всего лишь хотел, чтобы с ним обращались, как со всеми остальными, – вступается за Ги маркиз. – Если бы сборщики винограда знали, кто он, то не научили бы его всему, что знали сами. Они не доверяли бы ему.
– Именно поэтому я не могу доверять вам сейчас, – заявляю я Ги. – Я вынуждена отказать вам. Как я могу выдать мою дочь за того, кто нас обманывал?
37
Капля воды, переполнившая вазу
1878 год. Я стою в башне над каретными воротами. Ко мне присоединяется Луи, и мы смотрим вниз на процессию экипажей, прибывающих на торжественное открытие новой винодельни «Поммери». Волнистые холмы, покрытые нежной весенней зеленью виноградников, тянутся до далекого горизонта. Пушистые ватные облака скользят, словно ангелы, по сверкающему синевой небу. Я сжимаю руку сына.
– Что там Дамá ставит у входа? – спрашивает он.
– Эти авиарии – просто гениальная штука. – Я развожу руками. – Мы с Луизой решили, что это станет сюрпризом для гостей, когда они войдут в замок, и подготовит их к дегустации шампанского.
– Кто их сделал? – спрашивает Луи.
– Я думала, ты знаешь. Дамá делает их для голубей. У него поразительная дружба с этими птицами. А уж как меня его голуби утешали во время войны, когда приносили твои письма и я знала, что ты живой.
– Надеюсь, Луиза не принесет сюда Феликса, – усмехается Луи. – Иначе он быстро доберется до голубей.
Вереница карет протянулась даже до Реймсского собора.
– Кажется, маман, ваша мечта сбылась, – говорит Луи. – Гости приезжают к нам отовсюду. Из Парижа, Лондона, Брюсселя, с юга Франции.
– Замечательно, правда?
– По-моему, это катастрофа. – Его голос рассекает мою радость. – Газеты насмехаются над нами, мол, мы построили замок на свалке.
– Я-то думала, что ты переменишь свой настрой, когда увидишь, как красиво у нас получилось, – кротко говорю я, не позволяя ему испортить такой радостный день.
– Этот замок-винодельня – такой стыд, который никогда не пройдет, и такая же дерзость, как изобретение нового шампанского.
– Тебе может не нравиться «Брют Поммери», но ведь ты видишь, что для сухого шампанского есть свой рынок.
– Самоуверенность. – Он машет пальцем перед моим носом. – Самоуверенность верить в собственные сказки. Либо глупость. Вы уверены, что можете превратить всех и вся в то, что вам хочется видеть. Что из этого ближе к правде, маман?
– Луи, пожалуйста, успокойся. Как мы подадим себя, так наши гости и будут относиться к «Поммери». – Я пытаюсь взять его за руку, но он отдергивает ее.
– Понимаете, что вы сделали? – говорит он. – Вы используете принятые в нашем обществе правила, чтобы манипулировать людьми, заставлять их смотреть на вещи так, как вам нужно.
– Вообще-то, Луи, было время, когда я думала, что все правила придуманы для того, чтобы их нарушать, ломать. А потом принятые в
