представителем рода Полиньяк? – снова спрашивает репортер.
– Я никогда бы не предложила моей дочери выйти замуж ради финансового благополучия нашей винодельни. Да и моя дочь не согласилась бы на это. Она современная девушка и все решает сама.
Многие тянут руки, и я выбираю репортера из первого ряда с зализанными назад волосами и старомодным галстуком «сток».
– Какую должность месье Вольф занимает в «Поммери»?
– Рейнар Вольф не занимал, не занимает и не будет занимать у нас никакой должности. – Я обвожу репортеров властным взглядом. – Если у вас есть вопросы про шампанское, я буду рада ответить на них.
Мы с Юбине отвечаем на вопросы про сбор винограда, про то, как погода и терруар влияют на качество винограда.
– Мне хотелось сделать шампанское, которое можно пить как аперитив или за обедом, – говорю я. – Тогда уже не захочется возвращаться к сладкому и липкому шампанскому.
– Как вы относитесь к утверждениям ваших конкурентов, что «Поммери брют» походит на лезвие бритвы и что оно режет глотку?
Юбине лезет в карман за газетными вырезками.
– Позвольте мне прочесть несколько заголовков. «“Поммери” начинает революцию в шампанском». – Он переходит к следующей вырезке. – «Никто не захочет пить сладкую чушь, когда отведает “Поммери брют”». – Он достает третью. – «Сухое шампанское “Поммери” завоевывает английский рынок шампанского». – И четвертую. – «Мадам Поммери штурмом берет Европу». – Он машет рукой официантам с подносами. – И если вы мне не верите, попробуйте еще один бокал и научите ваше нёбо пробовать шампанское правильно. Как обнаженную красавицу при лунном свете.
– О, мне нравится такая аналогия. – Я улыбаюсь репортерам.
* * *
Мы с Юбине ведем репортеров в крайеры, где мои старинные шотландские друзья приветствуют меня с la bise. Элизабет, Элен, Айла, Фрида, Грейс и Оливия все теперь герцогини, маркизы или графини, как им и полагалось. Юбине представляет каждую титулованную пару ошеломленным репортерам, и те старательно записывают в блокнот их имена.
Шон подходит ко мне с миловидной молодой особой, почти ровесницей Луизы.
– Мадам Поммери, – говорит он. – Позвольте представить баронессу Стелларман.
– Я рада познакомиться с вами, баронесса, – говорю я. – Мы с вашим отцом старинные друзья.
Она вздрагивает, краснеет и сердито глядит на Шона.
– Кажется, вы не поняли, – говорит Шон. – Баронесса моя жена.
Я невольно прижимаю пальцы к губам.
– Прошу меня извинить. Я знала, что у вас была дочь, вот и подумала…
Анри приходит ко мне на помощь и подает накидку.
– Спустимся вниз? Несколько групп уже осматривают крайеры.
– Мы должны найти наших друзей. – Баронесса утаскивает Шона.
– Какая муха ее укусила? – Анри берет меня под руку, и мы спускаемся по ста шестнадцати ступенькам, освещенным языками факелов.
– Я потом тебе расскажу, – шепчу я. – Ты уверен, что Навле все закончил вовремя?
Он корчит гримасу и при свете факелов делается похожим на чертика.
– Он злится, что ты показываешь его скульптурную фреску сегодня, хотя там работы на годы.
– Но ведь он позволил тебе взглянуть на нее?
– Он отказался ее показывать. – У Анри дергаются уголки губ. – И он не пришел сегодня.
Холодный порыв ветра добирается до кожи, и я дрожу от холода.
– Не беспокойся из-за этого. – Анри просовывает руку под мою накидку и обнимает меня за талию.
– Уже лучше, – говорю я и продолжаю спускаться.
Наша группа весело хихикает и болтает, когда мы ведем ее в брюхо холма.
У подножья лестницы куртизанки из «Альгамбры» подают бокалы шампанского, а наши лекторы в сапфирных жакетах, комментируя, ведут группы по подземным коридорам.
– Подземные залы соединены коридорами, общая длина которых восемнадцать километров. – Лектор показывает на написанные от руки дорожные указатели. – Каждый коридор получает название по новым рынкам, где продается шампанское «Поммери»: Амстердам, Буэнос-Айрес, Нью-Йорк, Брюссель, Лондон и, конечно, Тимбукту.
– Какой роскошный сюрприз. – Юбине сжимает ладони. – Он служит мне стимулом открывать новые рынки.
– Вот подождите, сейчас вы увидите наше pièce de résistance — главное блюдо, – говорю я ему.
Мы присоединяемся к остальным в огромном, темном подземном зале. Девицы из «Альгамбры» освежают гостей шампанским. Огромный барельеф закутан черной тканью, и мне сразу вспомнилась черная ткань в моем доме после смерти мужа.
– Я просила их накрыть барельеф муслином, а не черным крепом, – говорю я Анри. – А то как на похоронах.
– Никто и не запомнит цвет ткани, не беспокойся.
Горняки и Дамá зажигают фонари под огромным барельефом Навле, а мы с Анри встаем по бокам от него. Толпа затихает в предвкушении.
Я с улыбкой обращаюсь к гостям.
– Десять лет мы расширяли эти древние римские каменоломни, чтобы хранить в них наше шампанское. Я пригласила именитого скульптора Гюстава Навле, чтобы он создал в этих освященных Хроносом крайерах огромную скульптурную композицию, символизирующую радость, которую нам дарит шампанское. Сейчас мы ее откроем. «Поммери» представляет «Праздник Бахуса».
Мы с Анри сдергиваем черную ткань, и я не сразу осознаю то, что вижу.
Возгласы возмущения отлетают от стен, затем наступает полное молчание.
– Боже мой! – Баронесса падает в обморок на руки Шона, и лекторы уносят ее наверх.
Я не верю своим глазам. Скульптурная фреска «Праздник Бахуса» изображает пьяную оргию нагих богов и богинь. Совершенно голые, не считая полосок ткани, пышнотелые женщины бесстыдно выставляют огромные груди и бедра с откровенной чувственностью. Дева льет вино из сосуда. Один херувим дергает струны арфы, второй дует во флейту Пана, остальные херувимы лакомятся виноградом из рук друг друга. Стайка обнаженных женщин возлагает на голову бога Бахуса венец из гроздьев винограда, перепоясывает его виноградной лозой, красавицы пьют вино и танцуют вокруг него. Приглядевшись, я узнаю лица куртизанок из «Альгамбры» и разрываюсь между восторгом и шоком.
– Это прекрасно, Александрин. Так прекрасно! – Анри целует меня в щеки, поздравляя. Но, может, утешая? Я не уверена, что ближе к истине.
Я снова гляжу на «Праздник Бахуса», эйфорическое сборище богов и богинь, наслаждающихся шампанским, совершенно свободных от каждодневных забот и тревог. Музыка, танцы, смех, непринужденное выражение чувств – все отражено в этом радостном мгновении жизни. Навле запечатлел все, о чем я мечтала; он прославил шампанское.
– Что ты видишь? – спрашивает Анри.
– Радость и легкость, – отвечаю я, чокаясь с ним, и с новым воодушевлением поднимаю бокал и обращаюсь к изумленной толпе.
– Браво, браво! – Юбине выходит вперед и неистово аплодирует.
К нему, хлопая и завывая, присоединяются репортеры. Вскоре и мои шотландские друзья кричат «браво!». Затем французские соседи и друзья тоже машут кулаками в воздухе и ликуют. Шум триумфа, словно миллион птиц, щебечет в кроне огромного дуба.
Их радость отражается в «Празднике Бахуса», скульптурной фреске, созданной для вечности в этом магическом
