мало. Например, о жизни и проповеди древнеиранского пророка Заратустры. Автор сам признает, что исходил из традиционного зороастрийского его жизнеописания и хронологии: «Данные традиции идеально укладываются в нашу модель и сомнения в достоверности зороастрийских преданий о времени жизни Заратустры теряют всякий смысл».
А если бы не укладывались?.. И как можно с уверенностью описывать сингулярный толчок Заратустры, если специалисты даже во времени его жизни расходятся на тысячу лет?..
Странно выглядят и «сингулярные государи», вроде короля Артура — личности вполне легендарной, споры о существовании реального прототипа которой до сих пор продолжаются в научной среде. А автор вписывает его в свою теорию, опираясь на хронологию, которая в любом случае имеет мало отношения к подлинной истории.
Или хронологию другого, столь же легендарного персонажа — тольтекского вождя Кецалькоатля автор сдвинул на четыре года — просто, потому что это показалось ему правильным…
Кроме того, Москвитин, являясь сторонником взглядов Гумилёва, но и критикуя его за некоторые натяжки, сам упускает важные аспекты гумилёвского учения. К примеру, он, кажется, вовсе не учитывает его теорию антисистем, деятельность которых, по Гумилёву, вызывает «зигзаги» в нормальном развитии этноса. Или эффект химерных образований, который и без наличия антисистемы может породить такие «зигзаги» (хотя упоминает его). Например, это касается этногенеза чжурчжэней, составивших химеру с китайцами, или евреев, оказавшихся в аналогичной ситуации в эллинистическую эпоху.
Однако ни одна гипотеза, особенно, столь глобальная, без недочётов обойтись не может. В целом же сочинение Москвитина может стать серьёзным вкладом в дальнейшую разработку ПТЭ, к чему при жизни горячо призывал сам Гумилёв.
Кроме того, Москвитин делает заявку на оформление новой отрасли исторической науки — геософии, апеллируя при этом к разработкам о. Павла Флоренского или учению того же Савицкого о месторазвитии.
Отсюда весьма привлекательно выглядит рассмотренная Москвитиным с точки зрения своей гипотезы концепции государства, власти, страны и патриотизма.
«Власть — это политическая модальность Родины. И потому разделять ее на страну и государство — все равно что разделять ствол и корни».
В этих местах автор отходит от сугубо научных построений и область духовную, почти богословскую:
«„Родина“ образуется на пересечении горизонтали материальной Вселенной и вертикали Вышнего Града, носителем которого является человек».
В этой же связи — и его упоминание о «таинстве крови» государя (вспомним «кровь — великое дело» Михаила Булгакова), и догадка о происхождении сингулярного толчка вследствие грозы, что дало название всему труду. Эти совершенно «не научные» на первый взгляд высказывания, придают труду налёт поэтичности и некоторого мистицизма, что так привлекает и в работах самого Гумилёва.
В любом случае очевидно, что гумилёвским «истороископом» Иван Москвитин владеет виртуозно.
Ученые
Невероятный Кнорозов, герой и гений русской науки
19 ноября 2022 года исполнилось сто лет со дня рождения Юрия Валентиновича Кнорозова, русского советского ученого-палеолингвиста, дешифровщика письменности майя.
1 января 2000 года Майкл Ко, известный американский археолог и антрополог, специализировавшийся в майянистике, заявил: «Томпсон был не прав. Прав оказался Кнорозов». Он сделал это, выполняя волю своего покойного коллеги Эрика Томпсона, некогда просившего его именно в 2000 году рассудить их давний научный спор с молодым советским учёным Юрием Кнорозовым.
Вряд ли Томпсон, корифей и непререкаемый в свое время авторитет, который был абсолютно уверен, что в споре по поводу письменности майя прав именно он, думал, что коллега исполнит его саркастическое предложение буквально. Но именно так и случилось. Более того, Ко провозгласил, что отныне все учёные, исследующие майя, являются «кнорозовистами».
Это невероятный прецендент в истории науки: приходит никому неизвестный молодой человек, вчерашний студент, почти самоучка, в узкую научную область, где все давно сложилось и устоялось, в том числе и иерархия имен. И с кажущейся лёгкостью опровергает выводы авторитетов.
А если вспомнить, что учёный этот из страны, где данного научного направления попросту никогда не было, а сам он в жизни не видел подлинников тех надписей, которые расшифровал, дело выглядит вовсе невероятным.
Но Юрий Кнорозов именно таким и был — невероятным. Его принято называть «русским Шампольоном» — имея в виду дешифровщика древнеегипетской письменности. Но и у того, и у других великих дешифровщиков мёртвых языков были билингвы — надписи, дублированные переводом на язык известный. А у Кнорозова были лишь две книги с копиями майяских надписей, кем-то «затрофеенные» в поверженном Берлине и неведомым путём попавшие именно в те руки, которым они более всего были нужны.
Он работал практически в одиночку, без связи с коллегами, занимавшимися этой темой — а их во всем мире-то были считанные единицы. И идя на защиту диссертации 29 марта 1955 года, он попросту не знал, чем она закончится. Просто не защититься было минимальным риском — могли и уволить, и даже арестовать. Ведь его работа, доказывающая наличие письменности у майя, противоречила одной из догм марксисткой теории — что в доколумбовой Америке классовые государства отсутствовали, а фонетическое письмо могло существовать лишь в них.
Но чуть более чем трехминутное выступление Кнорозова на защите закончилось фантастическим триумфом: ему было присвоено звание даже не кандидата, а сразу доктора исторических наук! Такого в советском научном мире еще не бывало.
А догма… она куда-то тихо исчезла. Зато появилась возможность читать письменность майя — что дало изучению этой древней цивилизации величайший стимул для развития.
И появилась советская-российская школа майянистики, сегодня — одна из наиболее авторитетных в мире.
И весь мир узнал одного из гениев науки, возможно, последнего в XX веке.
Открытия, происходящие в майянистике сегодня чуть ли не ежедневно, потрясают. Еще лет тридцать назад учёные понятия не имели, например, о политической и военной истории майяских городов-государств, которая сейчас хорошо известна — иногда даже в мелких подробностях. А сколько новых, потрясающих сведений мы в режиме онлайн получаем о культуре, религии и прочих аспектах этой великой цивилизации!.. И всему этому мы обязаны именно Юрию Валентиновичу.
А ведь он увидел памятники майя воочию лишь на склоне жизни — в 1990 году, когда смог наконец-то выехать в Центральную Америку, где его уже давно превозносили как культурного героя и гения, даровавшего государствам этого региона тысячелетия письменной истории. Поднявшись в одиночку на пирамиду майяского города Тикаля, он долго молча стоял там…
Глядя на эту жизнь в ретроспективе, начинаешь догадываться, что случайностей в ней не было. Детская травма головы, после которой он временно ослеп — позже он называл её «колдовской»… Дар предвидения и целительства… Странные слова, которые он произносил в детстве — позже оказавшиеся майяскими… Его твёрдое желание
