Когда перед тобой не белый кит.
...Но капитан Ахав не знал...
...Но капитан Ахав не знал...
...Но он не знал...
...Но он не понимал...
* * *
Виталию Бабенко
На грани, по краю, у кромки небес
шагаю без карты, без компаса, без
искусства угадывать правильный путь:
то ль прямо держать, то ль скорее свернуть
Ни здесь и ни там, ни вблизи, ни вдали
летучие тени, горят корабли,
сгорают дукаты и талеры, и
дома, и солдаты, и монастыри,
ступай, поводырь, и веди в темноте!
...И тени, и тени, и тени, и те...
Рояль
(на концерте)
Рояль суров, академичен,
Надменен. Бедный дирижер
Почти бесплотен, анемичен
И безутешен. Разговор
Пустой. Ни вдохновенья,
Ни партитуры — жалкий строй.
И дирижер от огорченья
Прозрачной машет головой.
И как же быть? Ему подвластны
Нагие скрипки, царь-гобой.
А флейты юные — прекрасны,
Но недоволен он собой,
Поскольку вот — рояль не внемлет,
Стоит себе и тихо дремлет,
Презренья полон ко всему,
Что не относится к нему.
И дирижер грызет бумагу,
Втыкает в плотный воздух шпагу.
И возмущаются тотчас
Седой пузатый контрабас,
И знойная спираль валторны,
И удалые флигель-горны,
И арфы, будто динозавры,
И даже звонкие литавры.
Но что рояль? Что этот черный,
Огромный зверь, презренья полный
Он спит. Ему на все плевать.
Он, правда, просто хочет спать!
Воспоминание
Тянутся откосы,
и во всей красе
зреют абрикосы
в лесополосе,
дома стынет койка,
ходики без гирь,
у дороги стройка
и большой пустырь,
ходит сторож пьяный,
что-то говорит,
вечер несказанный,
и звезда горит.
* * *
Скопище черных «Волг»
топчется у крыльца,
кто-то, живущий в долг,
клянчит у мертвеца,
сыплет в глаза песок,
отодвигает стол,
после — протрет висок
и передернет ствол.
* * *
Спящие воины —
легкий улов,
сном успокоены
точки зрачков,
в жесткой деснице
не меч, а печать,
скоро деннице
над полем вставать.
* * *
...Бассейн заполнен скорбью и печалью.
Лишь плачущим в нем дышится легко.
Его борта обиты черной сталью.
И в нем кипит парное молоко.
И призраки плывут в том белом паре,
И сны — за ними, наперегонки.
Звучат вослед, в предутреннем угаре, —
Будильников свихнувшихся звонки...
* * *
...Нынешним летом, в той же квартире,
Кажется, в среду... Хватились его
дня через три или даже четыре,
через неделю, скорее всего,
долго искать не собирались,
сломанный ключ остался в замке,
вышибли дверь, не докричались,
красное небо билось в руке...
За книгой
Легко рассыпаются звуки.
Их ловят силки тишины.
И снова усталые руки
Желанья писать лишены.
И я повинуюсь и даже
Не слышу тяжелых шагов
Измазанных кровью и сажей
Придуманных кем-то богов.
Дурак
Разинув рот, торчит дурак
В портале тишины.
На нем красивый синий фрак
И модные штаны.
Стоит, уставившись в зенит,
Душа за пеленой.
А тишина уже звенит
Натянутой струной.
Нелепый вид, нелепый нрав
Куда-то заведет,
Не рассмешив, не разыграв
Стоит, чего-то ждет.
Глядит на желтую луну
И видит чей-то трон.
А тишина подобна сну,
Но все-таки — не сон.
Откуда взялся, как возник
В ограде из сердец
Мой непонятливый двойник,
Зеркальный мой близнец?
Я подойду — он не поймет
И не поймает взгляд.
А тишина его возьмет
И не вернет назад.
Подражание старинному романсу
Не то чтобы тоска — скорее непогода,
холодные дожди, рутинные дела,
свихнувшийся январь — дурное время года,
а в небе — облаков кривые зеркала.
И года не прошло, как с Вами мы расстались.
И снова я гляжу в знакомое окно...
Ах, если бы опять мы с Вами повстречались!
Ах, если бы... Но нет, уже не суждено.
Туманные слова мне шепчет ветер темный:
«Вы помните ли ту хранительницу снов,
Разжегшую костер, болезненный и томный,
Истасканных надежд, состарившихся слов?
И года не прошло, как ты расстался с нею.
То старое окно давно пора забыть!
