вас, друзья. (Шишлову.) Особенно вы доставили мне огромное удовольствие! Иллюзион… (Уходит.)
М о ж а р е н к о в. Здесь мы, как все оставшись… К тому ж Батюнина и я — члены партии. Кто имеет чего сказать?
А л я. Я уж и жалею, что всю эту тревогу подняла…
М о ж а р е н к о в. Звонок-то был! Вдруг испугаешься? А пока сюда кто-то другой приедет… Да осмелится ли другой-то? Задержать строительство большого завода хотя бы на год, на два — это уж выгода. Если смотреть с позиции классового врага.
А л я. Я отсюда не уеду.
М о ж а р е н к о в. Еще один момент. Почему звонили от Садофьевой? Да потому, что врагам и ее замазать выгодно. Скажи-ка, Лариса Максимовна, ходил кто-нибудь из гостей по дому? Видела ты кого у телефона?
С а д о ф ь е в а. Нет… но как тут уследишь!
Ш и ш л о в. Ты, Авдей, дай мне поручение: разобраться в этом случае. Кого надо, насквозь просвечу, и если что черное увижу…
М о ж а р е н к о в. Ва-а-а-ня!.. Сегодня ты показал себя и так во всем блеске. Довольно. И вообще непорядок, что ты посторонним людям телефонные разговоры пересказываешь.
Ш и ш л о в. Да я — никогда! Только этот особенный момент…
М о ж а р е н к о в. Особенный или не особенный — а болтаешь. Вот я и принимаю решение. Отстраняю тебя, телефонный мастер Шишлов, от должности.
Ш и ш л о в. Ты не имеешь права меня отстранять. У меня есть начальство — уездная контора связи.
М о ж а р е н к о в. Раз плюнуть — договорюсь. Считай, что ты на телефоне больше не работаешь.
Ш и ш л о в. Если ты порядок не наведешь, то я и без твоего поручения это сделаю.
М о ж а р е н к о в. Мало тебе, что от работы отстраняем? Еще и сядешь!
Аля, Шишлов, Окатьев уходят. Можаренков быстро разувается.
С а д о ф ь е в а. Ты что, Авдей?
М о ж а р е н к о в. Сапогами чтоб не греметь…
С а д о ф ь е в а (строго). Авдеюшка, я замужем.
М о ж а р е н к о в (обулся). Молодчина. Целую. (Уходит.)
4
В поселковом Совете, который располагается в доме, когда-то принадлежавшем помещику Сюзяеву, М о ж а р е н к о в и А л я. Входит Ш и ш л о в.
Ш и ш л о в. С революционным приветом, Авдюша! Здравствуй, Аля!
А л я. Здравствуй, Иван!
М о ж а р е н к о в. Что это ты такой веселенький? Или твое начальство по связи тебя восстановило на работе?
Ш и ш л о в. Нет, этого, к сожалению, не случилось. С тобой считаются. А со мной пока что нет.
М о ж а р е н к о в. Ладно. Валяй отсюда. Мне с Батюниной некогда с тобой орехи колоть.
Ш и ш л о в. Сидите, я вижу, над землеустроительным планом? Думайте, думайте. Особенно ты, Авдей. Только вот голова твоя, друг, для мысленной работы слишком красивая.
М о ж а р е н к о в. Валяй, говорю.
Ш и ш л о в (садится). Дело у меня. Вот, возьми и подшей в свои папки протокол. (Подает Можаренкову бумаги.)
М о ж а р е н к о в. Это что еще такое? (Читает.) «Общее собрание граждан поселка Птюнька решило создать комитет идейной борьбы за светлый быт…» (Смотрит с удивлением на Шишлова.) И тебя председателем избрали?
Ш и ш л о в. Меня.
М о ж а р е н к о в (хохочет). Безработный, что с тебя взять. Постой, а кто тебе позволил созывать сход?! Общее собрание жителей поселка…
Ш и ш л о в. Да ты же сам и распорядился его созвать. Люди собрались, а ты куда-то мотнул.
М о ж а р е н к о в. А-а-а, я с нашим доктором тут ездил. Один мой боевой товарищ чуть концы не отдал.
Ш и ш л о в. Ну вот. Я вижу, люди собрались. Вышел, предложение внес. Реакция была, скажу я вам, бурная.
М о ж а р е н к о в. Еще бы. Сам Иван Шишлов речь произносит! Ты там латинские слова им запузыривал?
Ш и ш л о в. Не смейся. Жителям надоело наплевательское отношение! И магазин, и столовка, и баня, и эта дизентерия — значит, грязь. Пьянки и драки. Семейные неурядицы… Все, в общем-то, быт. Так что население поселка, я скажу тебе, Авдей, с энтузиазмом решило создать такой комитет. Единогласно проголосовали. Это и в протоколе отмечено.
М о ж а р е н к о в (рвет протокол). Вот тебе твой комитет. Куда нос вздумал совать…
А л я (иронично). А почему бы и нет, Авдей Михайлович? Ведь сейчас создаются всякие комитеты и общества. Вот, скажем, общество спасения беспризорных детей. Даже создали общество «Долой стыд». Ходят голые и считают это достойным подражания.
М о ж а р е н к о в. Пускай себе ходят голые. Кому есть что показать. А всякую сомнительную деятельность я не разрешу. Протокола нет. И никакого собрания граждан поселка Птюнька не было.
Ш и ш л о в. То был черновик, Авдюша. А настоящий протокол — вот он. В трех экземплярах под копирку. На ремингтоне секретарь поссовета сделал и печать приложил.
М о ж а р е н к о в. Сговор?! За моей спиной? Да я этого своего секретаря в три шеи… Дурак дураком и рыло колпаком. (Звонит по телефону.) Рукасов? Кто тебе дал право заверять печатью протоколы собраний жителей поселка? То собрание, где этот комитет по быту был создан…
Г о л о с Р у к а с о в а. Есть на этот счет решение исполкома. В твое отсутствие я подписываю и заверяю все бумаги.
М о ж а р е н к о в. А башка у тебя еще на плечах?! Вот прикажу — сегодня же сдай дела, ты и сдашь. Что ты на это скажешь?
Пауза.
Молчит, как вкопанный. Матерый саботажник. (Швырнул на рычаг трубку.)
Ш и ш л о в. Да не горячись ты. Власть у тебя никто, никакой комитет не отберет.
М о ж а р е н к о в. Одно вам скажу, друзья: революции нельзя давать раскачиваться. Сделалась — и держи ее. Не то всяких таких комитетов, а то и партий столько наплодится, что и саму идею революции затрут. Один нэп чего нам стоит! В смысле идеи. Разорви-ка ты сам эти протоколы! Разорви, брось вот в мусорную корзинку. И забудь о своем комитете.
Ш и ш л о в. Это теперь уже не в моих силах. Глас народа — глас божий.
А л я. Авдей Михалыч, ты успокойся… Давай лучше посмотрим еще разочек, как нам быть со спорными местами на земле поселка.
М о ж а р е н к о в. Тогда не трогай, не режь участки ответственных губернских работников. И усадьбы их родственников в поселке. По дружбе советую.
А л я. А как же быть с революционной идеей?
М о ж а р е н к о в. Увязывать с конкретной обстановкой, душа моя.
А л я. И это говорит боевой командир эскадрона?
М о ж а р е н к о в. Промчался мой эскадрон. И пыль осела на дороге. Теперь тут нэпман Фрязин — главный человек. Ну еще — Садофьева со своей лесобазой. Экономисты. А я что — пришей кобыле хвост.
А л я (с горькой улыбкой). Стихи на днях прочла… «Под музейным стеклом успокоились сабли гражданской. А на нэпманских дачах «Очи жгучие» орет граммофон…»
М о ж а р е н к о в. Это у тебя что на твоем плане? Как я понимаю, участок личной дачи Перевозчикова?
А л я. Маленький клиношек придется срезать. Триста саженей.
М о ж а р е н к о в. Срезать триста саженей у известного адвоката?..
А л я. Смотри, дача-то Перевозчикова полторы десятины. (Показывает на развернутом листе плана.)
М о ж а р е н к о в. Связи у него со всеми главными людьми в губернии.
А л я. Да-а, промчался твой эскадрон…
В дверь просовывает голову М а р ф а Б о р д о в а я.
М о ж а р е н к о в. Марфа… Тебе чего?
М а р ф а входит, кланяется.
М а р ф а. Корову подоила, печь истопила. Мужика своего назавтрикала. Хожу, гляжу за ней, за городской, за Алькой.
М о ж а р е н к о в. А на что она тебе, городская?
М а р ф а.
