нее и подтвердятся!
М л а д е н ц е в. Сто пятьдесят миллионов? Многовато. В переводе на безнулевые — это примерно пятнадцать тысяч рублей?..
С а д о ф ь е в а. Маленькая сумма никого не проймет. Жалко денег. Так — пополам расход этот… Половину ты, половину я.
М л а д е н ц е в. Ладно, хватит и ста двадцати миллионов. Да чтоб крупными знаками, легче считать, и не круглой суммой, а с каким-то хвостиком.
С а д о ф ь е в а. Кто деньги подложит?
М л а д е н ц е в. Все равно ж я Иуда…
Входит О к а т ь е в. М л а д е н ц е в удаляется.
О к а т ь е в. Здесь появился Шишлов, со своими комитетчиками. Обследует условия труда грузчиков.
С а д о ф ь е в а. Он уже и вместо профсоюза! Алексей Васильевич, своим романом с Батюниной вы восстановили против себя Шишлова.
О к а т ь е в. Какое мне дело до Шишлова?!
С а д о ф ь е в а. Ого, Шишлов уже распространил свои действия не только на весь наш поселок. Его и в волости побаиваются, и в уезде. Почему? Да потому, что в его руках информация! Здесь в поселке дачи губернских работников. И Шишлов — в течение нескольких лет! — слушал их телефонные разговоры. Хватается за кончик интимной ниточки. Кто чей любовник или любовница. Кто на какие средства живет. Тянет, тянет этот кончик ниточки — и начинает разматывать весь клубок судьбы человека. Честно говоря, я его боюсь. Как-то найдите с ним общий язык. Ну, скажите ему откровенно о своих чувствах к Батюниной… Вы знаете, как ни странно, он — романтик! Тут же проникнется… Я не хочу из-за вас ставить под удары Шишлова себя и свою лесобазу. (Уходит.)
Появляется Ш и ш л о в.
Ш и ш л о в. Здрасьте, товарищ техник.
О к а т ь е в. Здравствуйте. (Хочет уйти.)
Ш и ш л о в. Извините, задержитесь, пожалуйста. Вы что напыжились? Спокойнее. Вот табурет. Присядьте.
О к а т ь е в. Я? Слушайте, может быть, вы меня за кого-нибудь другого приняли?
Ш и ш л о в. Нет, именно с вами я и хочу душевно побеседовать. Вы революцию защищать хотите?
О к а т ь е в. От кого ее защищать?
Ш и ш л о в. От всех, кто растаскивает ее, как отслужившую свое баррикаду… В нашем комитете идейной борьбы не хватает образованной интеллигенции. Тонкости моим товарищам недостает. Вот я и решил привлечь вас, Алексей Васильевич.
О к а т ь е в. Вы с ума сошли!
Ш и ш л о в. Ожидал, что будете возражать, ожидал… Но не думал, что так примитивно.
О к а т ь е в. Какого черта! Примитивно… Кто вы такой — оценивать, указывать?!
Ш и ш л о в. Я — народ. Поэтому я могу быть иногда грубым и неуклюжим. Меня — много. Масса, толпа — она ведь не всегда бывает гибкой. Может в один момент попросту навалиться и смять, растоптать. (Оглянулся налево, поманил пальцем.)
Появляется один из сподвижников Шишлова, Б у л ь-Б у л ь. Приземистый, на коротких ногах, толстозадый, с вытянутой шеей, он напоминает бутыль, отсюда и получил свое прозвище.
Тиша, ты посмотри на этого политически безграмотного человека…
Б у л ь-Б у л ь. Смотрю, Иван. Может, вложить ему? Понимание вложить.
Ш и ш л о в. Оставь ты свои замашки.
Б у л ь-Б у л ь исчезает.
Вас смущает общество? Мы — рыцари, друг мой, Алексей Васильевич, рыцари справедливости. Задача ваша в нашем комитете всегда будет самая что ни на есть умственная. Работой такого рода, правда в иных масштабах, не гнушались и очень крупные личности. Вы читали Кристофера Марло?
Окатьев молчит.
Скорее всего, не читали. Так вот, есть гипотеза, что не Шекспир писал свои пьесы, а Марло. Среди нескольких других возможных авторов. И, между прочим, этот самый Марло занимался не только литературой, но и иными делами — на благо своего отечества. Да я вам и еще кое-кого мог бы назвать. Разносторонние личности!
О к а т ь е в. Я не хочу и не буду с вами иметь ни малейшего дела!
Ш и ш л о в. И захотите… и будете… (Многозначительно.) Или придется покинуть поселок… Слушайте, неужели вам не надоело пресмыкаться перед Садофьевой?.. Разузнайте-ка, милый, куда ушел вагон с мукой, застрявший было на лесобазе? Благородное дело вам поручается, Окатьев. Оправдайте доверие! (Обнял Окатьева.) Сидел и думал Громобой… И наконец решился: разрезал палец на руке и руку дал в писанье. А черт взял подпись и ушел… Сказал: «Друг, до свиданья!»
З а н а в е с.
Часть вторая
1
Дача семьи артиста Мчиславского в поселке. Собрались друзья Мчиславского и его жены: поэт Т е р е н т и й П а с ы н к о в, адвокат Д а н и и л П е т р о в и ч П е р е в о з ч и к о в, С а д о ф ь е в а, ее муж С е р г е й В а р ф о л о м е е в и ч, О к а т ь е в, М о ж а р е н к о в, М ы с л и в е ц. Здесь же находится Ш и ш л о в. Самого Мчиславского на даче нет, его, как потом выяснится, долго ждали и начали вечер без него. В тишине слышатся слова поэмы, которую читает с листа Терентий Пасынков. Читает он свою поэму, как это нередко бывает, с завыванием.
Мы слышим голос поэта:
В одно сошлися
дерзкие
начала
Всех
лучших человеческих
умов.
Набатным громом
радость
зазвучала,
Навеки
заглушила
звон оков!
Жена Мчиславского, хозяйка дачи, склонилась над Иваном Шишловым и тормошит его.
Н а д е ж д а К л е м е н т ь е в н а. Пардон… Поэт читает стихи… А вы храпите.
Шишлов встряхнулся, вежливо улыбается Надежде Клементьевне.
Пасынков выходит вперед, ближе к авансцене, и патетически заканчивает свою поэму.
Страна вздохнула
мощно
и свободно,
Озоном революции
пьяна…
И возвестить
хочу я
всенародно:
История,
теперь ты
спасена!
Аплодисменты гостей. Громкий говор. Отдельные реплики:
— Масштабно!
— Страсти, страсти какие…
— Да это великая поэма! Простите…
П а с ы н к о в. А вот это я прощу.
В шуме разговора о поэме теряется и сам автор, а на авансцене — Ш и ш л о в и Н а д е ж д а К л е м е н т ь е в н а.
Ш и ш л о в. Меня усыпил пафос…
Н а д е ж д а К л е м е н т ь е в н а. Вы немножко перебрали, товарищ Шишлов.
Ш и ш л о в. Меня нарекли Иваном. И если угодно повеличать — Лукьяновичем. Вам не идет бледность лица, Надежда Клементьевна. Редко бываете на даче. Все в городе да в городе. Поближе к Перевозчикову?
Н а д е ж д а К л е м е н т ь е в н а. Вздор какой-то!
Ш и ш л о в. Насколько мне представляется, ваш папаша, купец первой гильдии, миллионер Заманцев, бежал из России… Вы же любили тогда артиста Мчиславского — и остались. Но уж эту дачу кто помог вам спасти от конфискации? Пользуясь тем, что вы стали женой пролетарского интеллигента Мчиславского? Не кто иной, как Перевозчиков.
Н а д е ж д а К л е м е н т ь е в н а. Тише, Иван Лукьянович… А вы не подозреваете, какой вы милый. Может быть, милее моего Мчиславского и Перевозчикова! Жаль, что вы неравнодушны к этой землемерке, Батюниной… (Улыбаясь, шлепает легонько Шишлова по щеке.) Пожалуйста, не болтайте лишнего и не пейте. (Приблизилась к Шишлову.) Поцелуйте меня. Нас не видят. Там — галдят.
Ш и ш л о в (смущенно). Зачем нам с вами целоваться?
Н а д е ж д а К л е м е н т ь е в н а (сама целует Шишлова). Вот зачем! До города не так уж далеко, тридцать пять верст. И вы могли бы приезжать. Разве вам не интересно взглянуть, из чего сделаны миллионерши? (Уходит к гостям.)
Ш и ш л о в. Так это и значит — иметь
